"Русская зарубежная церковь"

В отличие от основной массы священнослужителей и прихожан русской православной церкви, пусть и в разное время, но все же принявших Великую Октябрьскую социалистическую революцию и перестроивших собственную религиозно-церковную деятельность в соответствии с радикально изменившимися условиями своего социального бытия, та часть иерархов, клириков и мирян, которая бежала с остатками белых армий за рубеж, повела себя иначе. Оказавшись в эмиграции, она попыталась не только сохранить русское православие в его традиционном виде, но и сделать эту религию знаменем борьбы за возврат страны в дореволюционное состояние, за реставрацию буржуазно-помещичьего строя, опирающегося на союз православия с самодержавием.

С этой целью были приняты меры, направленные на консолидацию реакционных сил русской эмиграции и создание центральной церковной организации, которой предназначалась роль идейного вдохновителя нового тура интервенции против Советской России. За дело взялись члены деникинско-врангелевского ВВЦУ, переименованного в "Высшее русское церковное управление за границей" ("заграничное ВЦУ"), все с тем же митрополитом Антонием (Храповицким) во главе.

В ноябре 1921 года в сербском городе Сремски Карловцы было созвано так называемое Общее собрание представителей русской заграничной церкви, в котором участвовали 13 архиереев, а также 150 клириков и мирян. Председательствовал на нем митрополит Антоний, задававший тон всему сборищу, которое присвоило себе наименование Русского всезаграничного церковного собора.

Карловацкий псевдособор сразу же продемонстрировал свой не церковный, а чисто политический характер. Он призвал к объединению эмигрантских сил на антисоветской основе, выступил за организацию новой интервенции стран Антанты против Советской России с целью восстановления в стране монархической формы правления. Был создан зарубежный руководящий церковный центр - архиерейский синод, возглавлявшийся митрополитом Антонием (Храповицким). Он объявил эмигрантское церковное объединение независимым от Московской патриархии и стал называть эту группировку "русской зарубежной церковью". Но она больше известна под названием карловацкой религиозно-политической группировки, или карловацкого раскола, так как ни одна христианская конфессия не признает ее за церковь.

После смерти в 1936 году митрополита Антония, сломленного крахом надежд на скорую реставрацию в России буржуазно-помещичьего строя и самодержавия дома Романовых, "русскую зарубежную церковь" возглавил его многолетний сподвижник митрополит Анастасий (Грибановский). Он провел в тех же Сремских Карловцах второй псевдособор, на котором была подтверждена антисоветская и антикоммунистическая направленность всей политической и идеологической деятельности лидеров карловацкой группировки. Незадолго до смерти митрополит Анастасий отошел от руководства "русской зарубежной церковью", оказавшись не в состоянии справиться с междоусобицей внутри архиерейского синода.

С 1964 года эту организацию возглавляет митрополит Филарет (Вознесенский), при котором в 1974 году в американском городке Джорданвилле прошел третий лжесобор, не внесший никаких изменений в идеологию и политику карловацкой группировки.

Первоначально руководство "русской зарубежной церкви" ориентировалось главным образом на империалистические круги стран Антанты, всячески пытаясь склонить их к новому туру вооруженной борьбы против Республики Советов. Красноречивым свидетельством этого служит обращение архиерейского синода к участникам Генуэзской конференции, направленное митрополитом Антонием от имени карловацкого "собора" в феврале 1922 года. В этом обращении политиканствовавших церковников звучал призыв к правительствам европейских стран и США не признавать Советское государство, оказывать на него давление (вплоть до организации новой интервенции) с целью восстановления дореволюционных порядков.

Однако капиталистическим государствам, попавшим в то время в тиски социально-экономического и политического кризиса, было не до интервенции, и эти призывы не получили ожидавшейся поддержки что и ныне расценивается карловацкими лидерами как серьезный просчет Запада.

В конце 30-х годов карловацкие политиканы от религии сделали ставку на германский фашизм, в котором они увидели своего союзника по борьбе с "безбожным большевизмом". Так, в "благодарственном адресе", преподнесенном Гитлеру митрополитом Анастасием в 1936 году, фюрер возводился в ранг "вождя в мировой борьбе за мир и правду" и призывался к скорейшей агрессии против Советского Союза.

Вторжение немецко-фашистских захватчиков в нашу страну карловацкий епископат и духовенство встретили с нескрываемым восторгом. В своих проповедях и статьях они благословляли гитлеровцев на жестокую расправу с советскими людьми, преданными социалистической Родине и коммунистическим идеалам. Официальный орган карловацкого архиерейского синода заявил в редакционной статье "Православная церковь против коммунизма": "По всему земному шару русская зарубежная церковь с напряженным вниманием следит за ходом войны на Востоке, молитвенно поддерживая самоотверженных бойцов против безбожников и всегда готовая по мере своих сил и возможностей помогать в этой борьбе" (Церковная жизнь, 1942, № 1, с. 9).

Для ведения религиозно-политической пропаганды в пользу немецко-фашистских оккупантов лидеры карловацкой группировки создали в Белграде специальные миссионерские курсы. По признанию митрополита Филарета, сделанному на третьем "соборе", предусматривалась "возможность перенесения миссионерской работы на русскую территорию".

Профашистски настроенные сподвижники митрополита Анастасия изо всех сил старались вбить клин между членами антигитлеровской коалиции и всячески пытались отговорить западных союзников от активной поддержки советского народа, принявшего на себя главный удар немецкой военной машины. Так, проживавший в те годы в США карловацкий архиепископ Виталий (Максименко) публично заявлял, что "долг каждого православного русского человека всеми силами бороться против антихристовой Советской власти", и письменно обращался к президенту Ф. Рузвельту с просьбой не оказывать помощи Советскому Союзу в борьбе с германским фашизмом.

Руководство карловацкой группировки активно помогало гитлеровцам и сотрудничавшим с ними изменникам Родины сколачивать из разного рода отщепенцев, предателей и просто обманутых, запуганных людей войсковые соединения для боевых и охранных действий на стороне фашистского рейха. В частности, митрополит Анастасий и подведомственное ему духовенство непосредственно участвовали в формировании на территории Югославии так называемой "русской охранной группы" (впоследствии была переименована в "русский охранный корпус"), которая использовалась немецко-фашистским командованием для борьбы с национально- освободительным движением югославского народа.

Карловацкие иерархи поставляли полковых священников в казачий корпус фашистского генерала Панвица. Митрополит Анастасий оказывал всяческую поддержку предателю Власову: "духовно окормлял" его приверженцев, сеял в их сердцах, развращенных изменой, ядовитые семена злобы и ненависти к социалистическому строю, к преданной ими Родине. Все эти действия "церковного Власова", как именовало карловацкого лидера его ближайшее окружение, широко афишировались церковной прогитлеровской печатью.

В конце второй мировой войны митрополит Анастасий с остатками архиерейского синода поспешно бежал, страшась возмездия за свое сотрудничество с гитлеровским режимом: сначала в Вену, затем в Карловы Вары, а оттуда вместе с власовским штабом в Фюссен - поближе к швейцарской границе. После неудавшейся попытки утвердиться в нейтральной Швейцарии карловацкий лидер и его ближайшее окружение осели в Мюнхене, где их пригрели западные оккупационные власти, стремившиеся использовать епископат и духовенство "русской зарубежной церкви" в собственных целях.

Угождая новым хозяевам, приверженцы митрополита Анастасия занялись религиозно-политической обработкой так называемых "перемещенных лиц", среди которых были не только предатели своего народа, но и люди, помимо своей воли попавшие в плен или вывезенные в Германию на каторжные работы. Первых карловчане укрывали в специально созданных пунктах, снабжали латиноамериканскими и австралийскими паспортами и нелегально отправляли за пределы Европы, а вторых подбивали к отказу от возвращения на Родину, агитировали оставаться в странах Запада.

Митрополит Анастасий с готовностью присоединил свой голос к хору трубадуров "холодной войны" развязанной империалистическими кругами США и Западной Европы. Так, в пасхальном послании 1948 года он призывал западных милитаристов "очистить СССР от большевиков" огнем ядерного оружия, цинично заявив при этом, что "страшный опустошительный огонь имеет не только разрушительное, но и свое очистительное действие". В таком же духе высказывались и другие карловацкие лидеры, исходившие злобой на советских людей, вышедших победителями из войны с немецко-фашистскими захватчиками и твердо стоящих на страже мира во всем мире.

Старания карловацкого епископата и духовенства были положительно оценены империалистическими кругами и должным образом вознаграждены. В 1950 году митрополит Анастасий и другие руководители "русской зарубежной церкви" получили право на въезд в США, чем они сразу и воспользовались, рассчитывая подчинить своему влиянию эмигрантские православные приходы, находящиеся на американском континенте.

Штаб-квартира карловацкой религиозно-политической организации вначале располагалась в г. Махопаке, а затем перебазировалась в Нью-Йорк, где с 1958 года и по настоящее время занимает небольшой особняк на северо-восточной окраине Манхэттена. Фактическим же центром "русской зарубежной церкви" стал Свято-Троицкий монастырь, находящийся близ г. Джорданвилля (штат Нью-Йорк). В монастыре размещена духовная семинария, выпускающая по нескольку человек в год. Там же располагается и типография, где печатается церковно-политическая литература - от календарей, листовок, брошюр и книг до двухнедельного журнала "Православная Русь" (официальный орган карловацкой группировки) и ежемесячного приложения к нему "Православная жизнь". И в периодике и в книгах карловчане по-прежнему используют дореволюционную орфографию.

Архиерейскому синоду "русской зарубежной церкви" подчинено около 350 церковных приходов, объединенных в 14 епархий: 5 - в Северной Америке, по 4 - в Западной Европе и Южной Америке и 1 - в Австралии. Количество храмов в епархиях колеблется от 1 (чилийско-перуанская епархия) до 77 (германская епархия - в ФРГ). Многие храмы оборудованы в бывших гаражах, складах, дачных домиках и городских квартирах. Часть приходов вообще не имеет постоянных церковных помещений и проводит богослужение на квартирах прихожан.

Карловацкая псевдоцерковь испытывает острую нехватку служителей культа. По заявлению митрополита Филарета, во всех епархиях карловацкой ориентации "священнослужителей не наберется и 300, причем большинство их - в преклонном возрасте". Так, например, в США и Канаде в начале 70-х годов было 109 карловацких приходов, а священники имелись лишь в 94.

Ни одна поместная православная церковь не признает за карловацкой группировкой права называться церковью и не находится в каноническом общении с ней. Московская патриархия рассматривает ее как "карловацкий раскол", организаторы и руководители которого осуждены с церковных позиций патриархами Тихоном (Белавиным), Сергием (Страгородским), Алексием (Симанским) и Пименом (Извековым). Прозвучало такое осуждение и с трибуны поместного собора русской православной церкви, состоявшегося в 1971 году.

Это состояние самоизоляции вынуждены признать сами карловацкие лидеры. Нашу организацию, заявил на страницах "Православного вестника Канады" архиепископ Виталий (Устинов), "повсюду не любят или недолюбливают. Мы очень одиноки". У "русской зарубежной церкви", сказал при открытии третьего "собора" карловчан митрополит Филарет, "много врагов и нет или почти нет друзей, мы одиноки в мире". Карловацкая группировка, констатировал несколько лет назад архиепископ Аверкий (Таушев), "одинокая духовно в современном мире".

И в этом нет ничего удивительного. Формально считаясь церковью, карловацкая группировка фактически занимается не церковными, а политическими делами, которые шокируют и духовенство и верующих христианских церквей.

Идейно-политические установки "русской зарубежной церкви", выработанные ее руководством еще в начале 20-х годов, не претерпели с тех пор сколько-нибудь значительных изменений. Они изложены в материалах всех трех "соборов", а также в многочисленных выступлениях и публикациях карловацких лидеров.

Центральное место в этих установках отведено антисоветизму и антикоммунизму, возведенным в ранг религиозной доктрины и составляющим краеугольный камень идеологии "русской зарубежной церкви". Исходным моментом данной доктрины является извращение социальной сущности Великой Октябрьской социалистической революции, влияния революционного процесса на судьбы нашей страны и ход всемирной истории.

Радикальный социальный перелом в судьбах России, наступивший благодаря Великому Октябрю, изображается карловчанами как случайный эпизод русской истории, якобы лишенный объективных предпосылок для успешного развития. Революция клеветнически характеризуется как "заговор", "верхушечный переворот", не имеющий-де общенародного характера, как "солдатский бунт".

На самом же деле Великая Октябрьская социалистическая революция, пролетарская по своему содержанию, была вместе с тем глубоко народной революцией, свидетельством чего явился союз рабочего класса и крестьянства, совместная борьба всех трудящихся против угнетателей. Власть помещиков и капиталистов в России была сметена не "заговором", не локальным "бунтом", а могучим революционным потоком.

Уже больше шести десятилетий карловацкие издания повторяют давно опровергнутые жизнью суждения о том, что социалистическая революция якобы прервала движение России по пути социального прогресса. В действительности Великая Октябрьская социалистическая революция положила начало обновлению человечества, его избавлению от гнета эксплуататоров. Она оказала глубочайшее воздействие на весь последующий ход мировой истории, открыв эпоху всеобщего революционного обновления мира - эпоху перехода от капитализма к социализму.

В идеологическом арсенале лидеров карловацкой группировки важная роль отведена искажению сущности социалистического государственного и общественного строя, насаждению у своих приверженцев враждебного отношения к Советской власти. В частности, широко распространяются домыслы о "несоответствии" социалистического строя общественным условиям России, о "неподготовленности" к нему народов страны и т. п.

Между тем почти семидесятилетняя история существования первой в мире страны социализма, идущей по пути коммунистического строительства, убедительно доказала прочность социалистического строя в СССР, наличие у Советской власти всенародной поддержки, а у советского народа - готовности строить коммунизм. Однако карловацкие иерархи и их ближайшее окружение закрывают глаза на реальное положение вещей и с помощью клеветы стремятся поддержать в эмигрантской среде дух антисоветизма. Со страниц изданий "русской зарубежной церкви" и с амвонов карловацких храмов раздаются открытые призывы к "свержению" Советской власти.

Острие своей "критики" карловацкая религиозно-политическая группировка направляет против идеологии марксизма-ленинизма, научного коммунизма. Откровенный антикоммунизм был провозглашен ее идеологами уже на "соборе" 1921 года. "Мы должны, - заявлял, в частности, архиепископ Никон (Рклицкий), - с еще большей готовностью обличать безбожный коммунизм". А деятели "собора" 1974 года обратились ничтоже сумняшеся к советским людям с призывом "отвергнуть в своей жизни марксизм-ленинизм" (Православная Русь, 1974, № 20, с. 4).

Идеологи карловацкой группировки всячески пытаются опорочить научный коммунизм в глазах мировой общественности, приписывая ему цели и задачи, которых он никогда не ставил и ставить не мог. Так, например, первый редактор журнала "Православная Русь" архимандрит Константин (Зайцев) уверял своих читателей, будто "прямой задачей" коммунистов является "истребление христианского человечества" (Православная Русь, 1970, № 6, с. 1). Такие же уверения, лишенные каких бы то ни было оснований, раздаются со страниц карловацких изданий и поныне.

Идейная борьба коммунистов против религиозной идеологии преподносится карловчанами как чисто административное преследование духовенства и верующих, как репрессирование и даже физическое уничтожение "чудовищами-атеистами" религиозных людей. Именно такие клеветнические измышления высказывали участники "собора" 1974 года. Не сходит эта клевета и со страниц карловацкой печати.

Таким образом, карловацкая группировка является для советских людей - как атеистов, так и верующих - классовым противником, руководствующимся в своей деятельности глубоко реакционными политическими и идеологическими целями. Этот противник учитывает, чем является для трудящихся нашей страны Советская власть и какое место в духовном развитии социалистического общества занимает коммунистическая идеология, а поэтому и стремится бить прежде всего по этим глобальным целям. Вынашивая эти глубоко реакционные замыслы, идеологи "русской зарубежной церкви" предпринимают попытки совершить невозможное - подорвать идейно-политические устои социалистического строя, вселить в эмиграцию надежды на возможность возвращения Страны Советов к дореволюционному состоянию.

Главное место в идеологической деятельности реакционных кругов русской церковной эмиграции занимают выпады против советского общественного и государственного строя, клевета на социализм и коммунизм. Вместе с тем они понимают, что одного отрицания недостаточно для того, чтобы иметь сколько-нибудь значительное число приверженцев. Нужна позитивная программа, способная увлечь большие группы людей. О необходимости такой программы говорилось еще на первом карловацком "соборе". Широко дебатировалась эта проблема участниками "собора" 1938 года, что нашло свое отражение в "соборных деяниях". Наконец, постоянно обращались к ней и организаторы "собора" 1974 года, уделившие программным установкам "русской зарубежной церкви" большое внимание.

Что же предложили своим приверженцам в качестве общественного идеала лидеры карловацкой религиозно-политической группировки?

Такой идеал они ищут и находят не в настоящем или будущем, а в далеком прошлом. И в этом есть своя логика. Настоящее капиталистического мира, в котором приходится жить эмигрантам, настолько безотрадно, что даже политиканы от религии не решаются предлагать его в качестве социально-политического образца. Сами же иерархи карловацкой ориентации характеризуют его как мир, глубоко бесчеловечный, духовно уродующий человека. "Тупое холодное безразличие почти ко всему, что несет на себе печать идейности, и искание во всем одной лишь личной выгоды, - сетует официальный орган "русской зарубежной церкви", - вот чем характеризуется наше время". Безотрадность настоящего порождает в эмигрантской среде неуверенность в будущем и даже страх перед ним. Остается один выход - обращаться за идеалами к прошлому, что и делают карловацкие лидеры.

Играя на неудовлетворенности большей части русской эмиграции нынешним бытием и их страхе перед грядущим, эксплуатируя националистические чувства эмигрантов, верхушка "русской зарубежной церкви" выдвинула в качестве программы будущего социального устройства России требование возврата к "святой православной Руси" допетровских времен. Это требование, сформулированное деятелями второго карловацкого "собора", проходит красной нитью и через итоговые материалы третьего. Так, например, в "Послании III Всезарубежного собора русской православной церкви за границей православному русскому народу на родине" "соборные отцы" публично поклялись "в своей верности идеалу прошлой и будущей православной Руси" (Православная Русь, 1974, № 20, с. 4).

Допетровская "святая Русь" рисуется карловацкими идеологами в самых розовых тонах. Ее преподносят верующим из эмигрантской среды как некий "золотой век" в истории России, характеризуют как идеальное воплощение христианских принципов государственного, общественного и церковного устройства, отождествляют с "царством божиим" на земле. "Этот идеал - идеал святой Руси - один из самых высоких и возвышенных идеалов нашей земной жизни, - писал архиепископ Аверкий (Таушев), - ибо он выражает собой деятельное стремление воплотить и осуществить не только в личной и семейной, но в общественной и даже государственной жизни заветы евангелия Христова, создать, насколько это в силах наших, подлинное царство божие на земле, которое было бы преддверием будущего царства небесного, ожидающей всех нас жизни вечной" (Православная Русь, 1969, № 19, с. 1).

Однако в описаниях "святой Руси", не сходящих со страниц карловацких изданий, начисто отсутствует конкретность. И в этом нет ничего неожиданного. Если называть вещи своими именами, то пришлось бы сказать, что воспеваемая реакционными кругами русской церковной эмиграции "святая Русь" - это не что иное, как общество, основанное на социальном неравенстве, внеэкономическом принуждении, политическом бесправии масс, господстве домостроевского уклада жизни, то есть общество феодально-крепостническое, являющееся пройденным этапом не только для социалистических стран, но и для стран капиталистических. Превозносить это общество и объявлять его идеалом социального устройства в XX веке могут только политические банкроты, лишенные исторической перспективы, каковыми карловацкие лидеры и являются на самом деле.

С момента своего возникновения и по настоящее время карловацкая религиозно-политическая группировка является организацией монархического толка, выражающей интересы той части русской эмиграции, которая мечтает восстановить в России самодержавную форму правления, возвратив на царский трон династию Романовых. Как в проповедях, так и на страницах своих изданий иерархи и клирики "русской зарубежной церкви" широко пропагандируют идеи монархизма. Карловацкие лидеры заявляют, что идея "монархизма свята и дорога" им, поскольку является "исторической исконной формой управления России" (Православная Русь, 1979, № 7, с. 9).

Во взглядах на монархию карловацкие лидеры продолжают линию руководства русской православной церкви дореволюционной России. Эмигрантской массе, среди которой далеко не все придерживаются монархистской ориентации, стараются внушить, что самодержавие якобы является христианским идеалом государственной власти и что требование почитать царя как "помазанника божия" представляет собой православный догмат веры, нарушение которого грозит отлучением от церкви. Непринятие идей монархизма квалифицируется карловацкими политиканами в рясах как противорелигиозная деятельность, якобы лишающая верующего всякой надежды на "спасение". Существование самодержавия объявляется необходимой предпосылкой процветания православия. "По учению святых отцов, - говорилось, в частности, на соборе 1938 года, - монархическая власть есть опора церкви". Эти же идеи высказываются на страницах карловацкой печати и в настоящее время.

Демонстрируя свои монархические чувства, карловацкая иерархия провожает в последний путь каждого члена "дома Романовых". Это событие используется в качестве повода для политических выступлений с требованием реставрации самодержавия в нашей стране. Каждый очередной претендент на "всероссийский престол" неизменно получает благословение иерархической верхушки "русской зарубежной церкви", с которой он поддерживает постоянные контакты. В настоящее время карловацкая иерархия считает главой "дома Романовых" очередного самозванца - великого князя Владимира Кирилловича, которому на банкете в Нью-Йорке по случаю окончания третьего "собора" были отданы царские почести.

Лидеры карловчан широко контактируют с разного рода монархическими организациями и объединениями, имеющимися в русской эмиграции, охотно предоставляя им страницы своих изданий - в том числе и официального органа "русской зарубежной церкви".

Таковы в самых общих чертах идеологические ориентиры и политические установки карловацкой группировки, которыми она руководствуется.

Что же касается чисто религиозных аспектов ее деятельности, то им реакционные круги русской церковной эмиграции уделяют сравнительно мало внимания, неизменно относя их на второй план. Это дает право рядовым прихожанам "русской зарубежной церкви" упрекать своих архипастырей и пастырей в чрезмерном пристрастии к политике - в ущерб своим церковным обязанностям. И хотя "Православная Русь" объявляет такие упреки "клеветническим обвинением", факты свидетельствуют об их обоснованности.

Первое, что бросается в глаза при ознакомлении с конфессиональной деятельностью карловацких иерархов и священнослужителей, это амбициозное притязание "русской зарубежной церкви" на монопольное обладание правом представлять русское православие в современном христианском мире. Свою группировку они объявили "единственной сейчас истинной, свободной христианской церковью", исповедующей "чистое бескомпромиссное православие" (Православная Русь, 1970, № 10, с. 5).

Несостоятельность подобных притязаний раскрыта не только Московской патриархией, но и другими православными конфессиями. Они исходят из того общеправославного правила, согласно которому религиозная организация эмигрантов не может претендовать на самостоятельность, а должна организационно входить в состав одной из поместных церквей. К тому же на территории одного государства не могут существовать несколько самостоятельных православных церквей. Между тем в США, где находится значительная часть приходов карловацкой ориентации, с 1970 года функционирует автокефальная американская православная церковь.

Карловацкая религиозно-политическая группировка претендует также на статус "самой православной" церкви. "В наши дни, - утверждает ее официальный орган, - почти все поместные православные церкви полностью отступили или отступают от исконного православия" (Православная Русь, 1979, № 10, с. 7). Эти церкви обвиняются в "лжеправославии" и вероотступничестве (апостазии).

Подобные претензии, призванные как-то оправдать в глазах рядовых прихожан карловацких храмов полную изоляцию "русской зарубежной церкви" в современном христианстве, давно высмеяны не только официальными представителями православных церквей, но и русской эмигрантской печатью. "Зарубежная церковь, - иронизировал представитель американской православной церкви протоиерей А. Шмеман, - открыто провозглашает себя единственной церковью, сохранившей - в эпоху "апостазии" - неповрежденное православие. "Апостазия" же проявляется во всем: если это не признание (имеется в виду признание автокефалии американской православной церкви. - Н. Г.), то тогда это - экуменизм. Если не экуменизм, это новый стиль, если не новый стиль - "теплохладность" или "гуманизм", или неперекрещивание инославных. Зарубежная церковь словно ищет всего того, что могло бы еще больше противопоставить ее другим, еще больше подчеркнуть ее единственность. В ее печати и заявлениях, как правило, никогда не отмечается ничего положительного в других церквах, только "отпадения" и "измены"" (Русско-американский православный вестник, 1969, № 11, с. 174).

Иерархи и клирики карловацкой ориентации стоят на позициях традиционного для русского православия дореволюционной поры вероисповедного консерватизма, категорически отвергая допустимость каких бы то ни было нововведений в обрядности, каноническом укладе церковной жизни, а тем более догматике. Они выдают себя за самых строгих блюстителей церковных традиций, за ревностных поборников идеи неизменности религии и церкви. Мы, заявляют лидеры "русской зарубежной церкви", "решительно отметаем всякую модернизацию нашей святой непорочной веры в духе нечестивого богоотступнического времени" (Православная Русь, 1976, № 1, с. 6).

Любое нововведение, каким бы незначительным оно ни было (например, переход с дореволюционной орфографии на современную), рассматривается как покушение на целостность христианства и оценивается как "противоправославная" акция. "Истинное православие, - утверждается на страницах карловацких изданий, - есть только то, которое не принимает и не допускает ни в чем - ни в учении, ни в практике церковной - никаких новшеств" (Православная Русь, 1979, № 9, с. 11).

В религиозном традиционализме лидеров русской церковной эмиграции много нарочитого и демонстративного. Он больше необходим им для камуфляжа и для оправдания изоляции. Последнюю пытаются преподнести и своим приверженцам и мировой общественности не как следствие политиканства карловацких иерархов и священнослужителей, а всего лишь как результат их особой ревности о "чистоте и неповрежденности православной веры".

Фактически же руководство "русской зарубежной церкви" легко и часто нарушает церковные традиции, когда это ему выгодно, и запросто игнорирует те каноны, которые мешают ему политиканствовать. Как уже отмечалось, само существование карловацкой группировки - состояние, запрещаемое церковными канонами, что было убедительно доказано крупным специалистом в области канонического права профессором С. В. Троицким - автором книги "О неправде карловацкого раскола" (Париж, 1960).

Особенно охотно идут карловацкие иерархи и клирики на нарушение традиционных норм церковной жизни в тех случаях, когда такое нарушение облегчает им ведение антисоветской пропаганды: сплошь и рядом превращают богослужения в митинги, вносят политику в церковную проповедь, предоставляют политиканствующим антикоммунистам страницы своих церковных изданий и т. п.

Допускается отход от православных традиций и для того, чтобы удержать в ограде карловацкой псевдоцеркви ту часть прихожан, которая не проявляет религиозного рвения и не приемлет церковных строгостей. В угоду этим прихожанам упрощается богослужение, сокращается церковная служба, нарушаются многие каноны. На такие нарушения жаловались деятели второго карловацкого "собора". "Каноны церкви, - не без сарказма отмечал протоиерей П. Беловидов, выступавший на "соборе" 1938 года с докладом "О церковной дисциплине среди клира и мирян", - являются предметом претыкания не только среди мирян, но даже и представителей епископата. Одни открыто называют каноны отжившими и не исполняют их; другие признают их ценность, но не исполняют их, а третьи ссылаются на каноны и законы... только тогда, когда они говорят в их пользу... Правил церковных никто не знает и не выражает желания знать их" (Деяния II всезарубежного собора русской православной церкви за границей. 1939, с. 260 - 261). Те же жалобы раздавались и позднее. Так, священник В. Лукьянов сетовал на повсеместный характер "безбоязненного нарушения" карловацким духовенством и верующими традиционного устава церковной службы. "Такая безбоязненность в нарушении церковного благочестия и в "вольностях" в отношении богослужебного устава, - стыдил он своих коллег, - приводит, конечно, и к пренебрежительному обращению с церковными обязанностями в виде сплошь и рядом самочинных сокращений в богослужении, что совершенно недопустимо" (Православная жизнь, 1970, № 5, с. 33).

Для лидеров карловацкой группировки характерны резко выраженные антиэкуменические настроения. Экуменизм квалифицируется ими как ересь, а деятельность Всемирного совета церквей подвергается постоянным нападкам со стороны реакционных кругов русской церковной эмиграции.

Формально свое непринятие экуменизма карловчане объясняют преобладанием в ВСЦ протестантских конфессий и деноминаций¹ и господством в экуменической идеологии панпротестантских религиозно-церковных концепций. Однако фактической причиной такого непринятия явились соображения не религиозного, а политического характера. Карловацких лидеров-антисоветчиков не устраивает наличие в ВСЦ церквей и объединений из Советского Союза и других социалистических стран, а также поддержка частью участников экуменического движения некоторых прогрессивных тенденций общественного развития. Например, их бесит поддержка многими церквами - членами ВСЦ движения в защиту мира и международной безопасности, осуждение в экуменических кругах расизма и неоколониализма, солидарность с борцами против апартеида на юге Африки, разоблачение происков международного империализма и сионизма на Ближнем Востоке, критика милитаристских устремлений империалистических кругов Запада и т. п.

¹ (Деноминация (от лат. denominate - называть) - небольшая религиозная организация или группа)

Таким образом, даже при решении религиозно-церковных проблем руководители и идеологи карловацкой группировки на первое место ставят свои политические симпатии и антипатии, что лишний раз характеризует их как политиканов от религии.

Как прошлое, так и настоящее "русской зарубежной церкви" свидетельствуют о том, что эта религиозно-политическая организация переживает острейший кризис, лишающий ее перспектив на дальнейшее существование. Проявления этого кризиса весьма многообразны.

Усиливается самоизоляция "русской зарубежной церкви". Достаточно сказать, что на "соборе" 1974 года не была представлена ни одна христианская конфессия или деноминация. Все острее становится критика идеологии и практики карловацкой группировки, высказываемая официальными представителями христианских церквей. Так, например, иерарх константинопольской церкви архиепископ фиатирский и великобританский Афинагор в докладе, посвященном "русской зарубежной церкви" (прочитан в Лондоне в 1976 году), назвал карловацкую группировку самозванной, антиканонической и даже разбойничьей, а проводившиеся ею соборы лжесоборами.

Усугубляется конфликт епископата и духовенства "русской зарубежной церкви" с собственными прихожанами, - конфликт, который раскалывает эту организацию на враждующие группировки. Карловацкая печать пестрит жалобами на непочтительность многих прихожан к своим "пастырям духовным" и "архипастырям". Так, например, архиепископ Аверкий (Таушев) сетовал на наличие в карловацких приходах лиц, которые, "обуреваемые гордыней, самоуверенно делают сами себя неумолимыми и безжалостными судиями не только собратий-прихожан, но и самих пастырей" (Православная Русь, 1976, № 4, с. 4). Один из одиознейших деятелей карловацкой группировки протопресвитер Георгий Граббе, который на 77-м году своей жизни стал архимандритом Григорием, при наречении его епископом манхеттенским признался: "Выпады против меня в печати и еще больше в анонимных письмах уже очень давно стали обычным явлением в моей жизни. Не оставался я и без угроз. Не обошлось без этого и в последние дни" (Православная Русь, 1979, № 11, с. 7).

Одной из причин конфликта между мирянами и карловацким клиром является отказ последнего допустить прихожан к более активному участию в организации приходской жизни, в управлении приходом. Обычно этот отказ мотивируется "неканоничностью" демократических начал церковной жизни. "Основы церковного благочестия и благочиния колеблются, - отчитывает эмигрантскую массу карловацкая печать, - если догматические и канонические установления устава церкви начинают трактоваться "демократически"" (Православная Русь, 1976, № 1, с. 10).

Однако истинная причина отказа иная. Учитывая наличие в среде мирян недовольства политиканством клира, карловацкая верхушка опасается, что расширение прав прихожан приведет к усилению в приходе церковных тенденций в ущерб политическим. Поэтому она резко и грубо нападает на тех прихожан, которые требуют перестройки приходской жизни на демократических началах. Из номера в номер "Православной Руси" переходят высказывания карловацких идеологов о принципиальной недопустимости таких начал. "В церкви Христовой, - заявлял архиепископ Аверкий, - нет и не может быть места никакой "демократии"" (Православная Русь, 1976, № 4, с. 3). "В церкви, - вторит ему П. Мар, - нет и не должно быть места к выявлению взглядов и убеждений демократического характера, далеко отстоящих от церковной жизни... Если же народ сам захочет вести приход во имя "демократичности"... то отравлен будет сам воздух прихода" (Православная Русь, 1979, № 12, с. 8).

Снижается уровень религиозности и церковно-политической активности верующих карловацкой ориентации, о чем вслух говорилось на "соборе" 1974 года. Сетования по этому поводу раздаются и в послесоборное время. У многих прихожан "русской зарубежной церкви" отмечаются отсутствие должной религиозной настроенности, небрежность в соблюдении важнейших культовых предписаний, обязательных для приверженцев православия. Карловацкая печать характеризует их как "людей, которые свое общение с церковью сводят лишь к тому, чтобы при случае мимоходом забежать в храм после сытного завтрака, послушать там красивое пение, сделать несколько небрежных (наподобие чистки пуговиц) крестных знамений без всякого смысла и значения, поставить две-три свечки, расталкивая всех молящихся, невзирая на торжественность момента богослужения, раскланяться со всеми знакомыми и вскоре откланяться, не собираясь совершенно оставаться в храме дожидаться конца службы в общей молитве, предпочитая покурить в ограде церкви... со знакомыми такого же "духовного" калибра" (Православная Русь, 1976, № 4, с. 6).

Тревожит карловацких лидеров и уход все большего числа русских эмигрантов с позиций воинствующего антикоммунизма, усиление в эмигрантских кругах симпатий к своей бывшей Родине, здравого подхода к оценке существа революционных преобразований, осуществленных в СССР, восхищения научными и культурными достижениями советского народа. "Православная Русь" констатирует, что среди "окормляемых" карловацким клиром русских эмигрантов есть такие, кто "находит оправдание революции и превозносит имя товарища Ленина" (Православная Русь, 1976, № 3, с. 9). Тревожит лидеров "русской зарубежной церкви" "посещение советских балетов и других выступлений, а также поездки в Советскую Россию, ибо все это стало, - сокрушается официальный орган карловацкой группировки, - весьма популярным среди нашей паствы" (Православная Русь, 1979, № 6, с. 3 - 4).

Сокращается число желающих профессионально служить "русской зарубежной церкви", что ведет к усилению нехватки кадров священников, дьяконов, псаломщиков. Естественная убыль в составе епископата и духовенства не восполняется притоком свежих сил, что заставило самих же карловчан заговорить о "вымирании" их организации. "Из докладов преосвященных, - говорится в одном официальном документе "русской зарубежной церкви", - видно, что наша зарубежная церковь катастрофически вымирает. Это относится и к епископату (за последние два года скончались пять архиереев; из оставшихся двое старше 80 лет, девять старше 70 лет, два старше 60 и четыре старше 50); относится это и к духовенству, и к пастве, значительная часть которой - старики, быстро уходящие к господу богу" (Православная Русь, 1979, № 6, с. 7).

Неуклонно падает влияние карловацкого духовенства на молодые поколения русских эмигрантов. Красноречивое признание этого факта сделал протоиерей В. Лукьянов, представивший "собору" 1974 года доклад "Воспитание молодежи". "Как приходской священник, - сокрушался он, - могу свидетельствовать, что наши современные приходы существуют и держатся еще первым поколением эмиграции. Второе поколение на три четверти ушло в американский благобыт и среду и редко посещает церковь... В третьем поколении русской православной молодежи положение таково, что о нем можно говорить разве только с горькими слезами. Приблизительно только четверть этого поколения посещает храм... Между пастырями... и этой "оцерковлениой" частью четверти третьего поколения произошел разрыв" (Православная Русь, 1975, № 4, с. 9). Такие же признания делались карловацкими лидерами и в послесоборное время. Карловацкая печать призывает церковные круги русской эмиграции всерьез подумать над тем, "как удержать молодежь, которая от нас (духовенства "русской зарубежной церкви". - Н. Г.) уходит" (Православная Русь, 1979, № 6, с. 14).

Сознавая кризисность того состояния, в котором находится карловацкая религиозно-политическая группировка, ее иерархическая верхушка все же тешит себя надеждами на преодоление этого кризиса в обозримом будущем и поэтому лихорадочно ищет новые способы оживления антикоммунистической и антисоветской активности русской церковной эмиграции. Одним из результатов проведенных поисков явилось решение руководства "русской зарубежной церкви" использовать для данной цели подготовку к мнимому тысячелетию "крещения Руси".

Создав в 1977 году "Комиссию по подготовке празднования тысячелетия крещения Руси" и благословив издание ее органа - журнала "Русское возрождение", архиерейский синод карловацкой группировки возложил на них непосильную задачу - вывести "русскую зарубежную церковь" из кризиса и резко усилить все направления антикоммунистической деятельности церковной эмиграции.

Не останавливаясь на акциях комиссии, предпринимаемых ею в порядке подготовки к юбилею (они охарактеризованы нами в предыдущих разделах), рассмотрим деятельность карловацких лидеров по использованию этой подготовки в чисто политических и идеологически-диверсионных целях.

Прежде всего, подготовка к предстоящему юбилею стала поводом для резкого и повсеместного усиления пропаганды в эмигрантской среде воинствующего антикоммунизма, настоянного на патологической ненависти к социалистическому укладу жизни и сопровождающегося открытыми призывами к насильственному уничтожению советского общественного и государственного строя. Необходимость в таком усилении вызвана сокращением в эмигрантской среде числа злобствующих антикоммунистов. Сама карловацкая печать с неприкрытой тревогой пишет о том, что в настоящее время налицо "снижение непримиримости к коммунистическому режиму в среде эмиграции" (Православная Русь, 1980, № 7, с. 13) Вот это-то и беспокоит иерархическую верхушку "русской зарубежной церкви", заставляя ее вновь и вновь разжигать истерию антикоммунизма.

В первом же номере "Русского возрождения" было заявлено от лица издателей, что идейным знаменем журнала является непримиримость к коммунизму, понимаемая не только как идеологическое непринятие коммунистической доктрины, но и как непримиримая борьба с ее приверженцами.

Те же антикоммунистические лозунги, рассчитанные на культивирование в русской эмигрантской среде ненависти к марксистско-ленинской идеологии и ее приверженцам, выдвигаются и в последующих номерах журнала.

Заметно активизировалась в последние годы пропаганда антикоммунизма и на страницах официального органа "русской зарубежной церкви", причем ведется она с такой злобностью, какая присуща лишь самым заматерелым человеконенавистникам. Верующим внушают заведомо клеветническую мысль, будто "сущность коммунизма заключается в постоянной борьбе с религией" (Православная Русь, 1979, № 2, с. 8). Карловацкая печать открыто призывает империалистические круги Запада к организации "общего христианского похода", "всемирного крестового похода" против коммунизма и "коммунистического безбожия" (там же).

Особенно много стараний прилагают "Православная Русь", "Русское возрождение" и другие издания карловацкой религиозно-политической группировки к тому, чтобы всячески стимулировать антикоммунистическую истерию в Соединенных Штатах Америки. Блокируясь с силами крайней политической реакции, которые сейчас задают тон внутренней и внешней политике США, карловацкие лидеры клеветнически объявляют коммунизм главной опасностью для современного американского общества. "Мы призываем, - истерически обращается карловацкая печать к реакционным кругам США, - спасать Америку от ее заклятого врага - интернационального коммунизма" (Православная Русь, 1979, № 13, с. 1).

Прибегая к грубым инсинуациям в адрес нашей страны, карловацкие клеветники преднамеренно искажают миролюбивую политику КПСС и Советского государства и в таком искаженном виде преподносят ее американской общественности. "Коммунизм, - клевещет один из постоянных авторов "Православной Руси", - стремится вовсе не к миру, а только к покорению всей нашей планеты... Коммунизм - враг всего свободного мира" (там же, с. 2).

Высказываются и совершенно бредовые мысли о том, будто народы нашей страны придерживаются антикоммунистических убеждений и в этом отношении являются "основным союзником" империалистических кругов Запада. Источник подобного бреда понять нетрудно. Крах многолетних надежд на то, что восстановление дореволюционных порядков в нашей стране будет осуществлено силами Запада, посредством новой интервенции, лишил карловацких лидеров остатков здравого смысла, и они вообразили, что могут найти такие силы внутри социалистического общества. Вот что заявил об этом председатель карловацкой юбилейной комиссии протоиерей-антисоветчик А. Киселев в первом же номере "Русского возрождения": "Среди всех слоев населения современной России много тех, кто или прямо и сознательно наш друг, или, по крайней мере, наш потенциальный друг" (Русское возрождение, 1978, № 1, с. 146, 148).

Утверждение идеологов карловацкой религиознополитической группировки о наличии в нашей стране больших групп лиц, солидаризирующихся с антикоммунистическими силами русской эмиграции и объединяющихся с последними для совместных действий против советского общественного и государственного строя, не имеет ничего общего с действительностью. За представителей организованной и массовой оппозиции карловчане выдают ничтожную кучку отщепенцев и ренегатов (вроде бывшего православного священника Г. Якунина, антисоветски настроенных лидеров баптистов-откольников и пр.), которые не приемлют социалистического уклада жизни и поэтому охотно предают интересы собственного народа, блокируются с явными недругами своей страны. Никого, кроме самих себя, они в нашей стране не представляют, опоры внутри социалистического общества не имеют, сочувствия со стороны советских людей не получают, и ставка на них реакционных кругов русской церковной эмиграции - пустая затея.

Много внимания уделяет эмигрантская юбилейная "Комиссия по подготовке празднования тысячелетия крещения Руси" распространению домыслов об обнаружении в Советском Союзе признаков "религиозного возрождения", якобы проявляющегося в пробуждении явного и устойчивого интереса к религии и церкви у самых различных слоев советского общества, особенно у молодежи и интеллигенции.

Деятельность такого рода не в новинку идеологам карловацкой религиозно-политической группировки. Печать "русской зарубежной церкви" занималась ею и раньше: почти в каждом номере "Православной Руси" последних пятнадцати - двадцати лет высказывались надежды, расчеты, предположения о том, что в советском обществе массового атеизма вот-вот созреют и усилятся антиатеистические тенденции, которые в обозримом будущем дадут всплеск массовой религиозности. Верили в скорое возрождение религии и церкви в СССР и участники всех трех "соборов" эмигрантской псевдоцеркви.

Юбилейная комиссия сфабриковала и распространила домыслы о массовом возвращении советских людей к религии и церкви. Потому и свой печатный орган она назвала "Русским возрождением", и проводимые ею съезды, конференции, встречи неизменно начинаются докладами, сообщениями, выступлениями, названия которых непременно включают в себя словосочетание "религиозное возрождение".

Так, на первом же съезде "православно-русской общественности" в Нью-Йорке (сентябрь 1977 г.) были заслушаны два доклада на данную тему: "Пути религиозного возрождения в Советском Союзе" и "Национально-религиозное возрождение в Советской России". В каждом номере ежеквартальника стали публиковаться статьи, так или иначе затрагивающие тему "религиозного возрождения", которое клеветнически преподносится читателям как реальность современной жизни в СССР: "Национально-религиозное возрождение в современной России", "Религиозное инакомыслие в сегодняшней России" (1978, № 1); "Религиозно-философский семинар на родине" (1978, № 2); "Совмещение несовместимого" (1978, № 3); "С русской Голгофы" (1978, № 4) и т. п.

Послушать авторов всех этих и им подобных статей, заполнивших в последние годы страницы "Православной Руси", "Русского возрождения" и других эмигрантских изданий такого же рода, так в Советском Союзе возник и набирает силу "религиозный бум", началось все более заметное "возрождение религиозно-церковной жизни" со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но ведь для столь претенциозных и безапелляционных утверждений нужны основания, а каждому, кто знаком с реальной обстановкой в нашей стране, известно, что таких оснований у карловацких политиканов-антисоветчиков нет и быть не может, поскольку и факты советской действительности и данные конкретно-социологических исследований свидетельствуют: процесс становления, развития и углубления массового атеизма в СССР стабилен и необратим. Известно это и издателям "Русского возрождения", а также авторам публикуемых в ежеквартальнике статей. Однако они рассчитывают, что большая часть русской эмиграции и многие представители мировой общественности незнакомы с жизнью социалистического общества и примут на веру клеветнические утверждения карловацкой печати.

Чем же обосновывают идеологи русской церковной эмиграции и их подпевалы из нецерковной среды наличие в Советском Союзе "религиозного ренессанса" и на какие симптомы данного явления указывают?

Прежде всего, признаки "возрождения религиозно-церковной жизни" в СССР карловацкая печать усматривает в деятельности церковных и околоцерковных экстремистов антисоветского толка, которые внешне выглядят как религиозные диссиденты, а по существу являются противниками социалистического общественного и государственного строя. Этих отщепенцев-одиночек карловацкие издания всячески поднимают на щит как "идейных борцов за возрождение веры и церкви" и преподносят русской эмиграции и мировой общественности как типичных представителей новообратившихся в православие советских граждан, якобы действующих с благословения и при поддержке последних.

Между тем деятельность религиозных экстремистов, продиктованная отнюдь не церковными интересами и направленная во вред социалистическому обществу, решительно и безоговорочно осуждена гражданами нашей страны (в том числе и верующими) как противоречащая коренным интересам советских людей - как атеистов, так и исповедующих религию.

Столь же несостоятельна и попытка выдать за проявления "религиозного возрождения" в нашей стране недавно появившееся увлечение некоторой части советской молодежи религиозно-церковной атрибутикой: ношение крестиков в качестве украшений, коллекционирование икон, собирание ритуальных масок и т. п.

Лишь заматерелые фальсификаторы или совершенно не искушенные в мировоззренческих вопросах люди могут принять такое увлечение за проявление тяги к религии, симптомы интереса к церкви. Поэтому даже в карловацкой печати, упоминающей о данном явлении, можно встретить стыдливые признания, что налицо не признаки "религиозного ренессанса", а лишь бездумное увлечение определенной части молодых людей преходящей модой, - увлечение, проявляемое юношами и девушками совершенно безразличными к религии, как таковой.

Наконец, не выдерживает никакой критики стремление идеологов "русской зарубежной церкви" усмотреть признаки "религиозного возрождения" в интересе к историческому прошлому (в том числе и к русской старине с ее храмами, иконами, церковным пением, религиозно-бытовыми обрядами и т. п.) со стороны некоторых писателей, деятелей культуры, а также широкой массы читателей, посетителей музеев, коллекционеров и пр. В Советском Союзе, заявил автор статьи "Церковь и государство", "за последнее время появились признаки оживления веры, как будто наметилось пусть медленное, но все же неуклонное ее возрождение... Русские люди стали интересоваться историей своего государства, своими предками, их верой, их традициями и обычаями, историей русской православной церкви и ее ролью в развитии русского государства" (Русское возрождение, 1980, № 11, с. 65).

Нетрудно заметить, что налицо сознательное нарушение законов элементарной логики: из интереса к отечественной истории (который, кстати сказать, не сейчас появился, а всегда был присущ советским людям) никак не вытекает вывод об оживлении в нашей стране религиозной веры. Такой интерес свидетельствует лишь о наличии у различных групп трудящихся нашей Отчизны естественного и вполне объяснимого желания поглубже узнать прошлое своей страны, непосредственно приобщиться к историческому наследию, осмысленное освоение которого составляет один из важных показателей духовной культуры человека.

Правда, некоторым порой изменяет чувство меры или подводит историческое чутье, и они допускают идеализацию прошлого (в том числе и церковного).

Выдавать мировоззренчески ошибочные произведения отдельных советских авторов за свидетельство роста религиозности в нашей стране, как это делают авторы статей в "Православной Руси" и "Русском во рождении", - значит самым беспардонным образом фальсифицировать советскую действительность.

Акции зарубежной юбилейной комиссии и ее печатного органа, направленные на нагнетание в эмигрантских кругах антикоммунистической истерии, бесперспективны, как и деятельность по пропаганде идей монархизма, по искажению духовного облика народов нашей страны, а также обстоятельств и последствий "крещения Руси". Допинг, полученный "русской зарубежной церковью" в ходе ее подготовки к тысячелетию начальной фазы "крещения Руси", создает лишь видимость оживления карловацкой религиозно-политической группировки и активизации ее деятельности. Он не может вывести это реакционное объединение русской церковной эмиграции из состояния острого и затяжного кризиса, за которым последуют агония и конец.

Попытки богословов и церковных проповедников изобразить современное русское православие находящимся в апогее и с триумфом приближающимся к очередному юбилею не выдерживают сопоставления с фактами реальной церковной жизни и оказываются несостоятельными от начала и до конца.

К тысячелетию своего существования русская православная церковь подходит в состоянии кризиса, который длится уже около века и не обнаруживает тенденции к ослаблению или смягчению. Он привел к серьезному ослаблению позиций данной конфессии в современном мире, к основательному сокращению сферы ее влияния.

Русская православная церковь адаптировалась к функционированию в социалистическом обществе, и эта адаптация замедлила процесс окончательной деградации данной религиозно-церковной структуры. Однако дальнейшее развитие массового атеизма в СССР не оставляет русскому православию (как и другим религиям, существующим в социалистическом обществе) шансов на отдаленное будущее.

Что же касается того осколка русского православия, который сохраняется в эмигрантской среде, то он нежизнеспособен уже сегодня и искусственно поддерживается стараниями реакционных кругов русской церковной эмиграции, которые опираются на силы международной реакции. Поддерживается не из церковных, а из политических соображений - как очаг клерикального антикоммунизма, призванный поддерживать у антисоветски и промонархистски настроенных эмигрантов иллюзорную надежду на восстановление в нашей стране дореволюционных порядков, как источник политических провокаций и идеологических диверсий, совершаемых под религиозным прикрытием, наконец, как дезинформатор мировой общественности, которую печать "русской зарубежной церкви" заваливает клеветническими материалами о мнимых гонениях на религию в Советском Союзе.

По вынужденному признанию самих же лидеров "русской зарубежной церкви", эта религиозно-политическая группировка, просуществовавшая более шести десятилетий и не достигшая ни одной из поставленных перед нею реваншистских антисоветских целей, вымирает физически, вырождается идейно и разлагается нравственно. И никакие допинги типа разрекламированной многолетней кампании по подготовке к так называемому "тысячелетию крещения Руси", никакие пропагандистские трюки вроде распространения домыслов о наличии в СССР признаков "религиозного возрождения" не вольют новые силы в идущую к своему бесславному концу организацию клерикалов-антисоветчиков. От самоизоляции, усиливающейся из года в год, "русская зарубежная церковь" идет прямым путем к самоликвидации, сроки которой не за горами.