НОВОСТИ    БИБЛИОТЕКА    КАРТА САЙТА    ССЫЛКИ
Атеизм    Религия и современность    Религиозные направления    Мораль
Культ    Религиозные книги    Психология верующих    Мистика


предыдущая главасодержаниеследующая глава

Религиозные традиции

Религия не подвергается перестройкам, затрагивающим ее качественное состояние, если не испытывает коренных перемен сама объективная действительность. Раз возникнув, религия продолжает свое существование в основном в том виде, который она приобрела при своем становлении. При этом, чем дольше она существует, тем становится устойчивей. Складываются жесткие религиозные традиции, ибо, как подчеркивал К. Маркс, "если форма просуществовала в течение известного времени, она упрочивается как обычай и традиция..."*. Консервирует религию и свойственная ей всегда вера в сверхъестественное. Признание за религиозными представлениями сверхъестественного характера и происхождения создает серьезные трудности при каком бы то ни было изменении этих представлений.

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25, ч. II, с. 357.).

Традицию, как один из факторов существования религии, не могут игнорировать и теологи.. Отстаивая версию о том, что религиозность - результат божественного вмешательства, они иногда вынуждены отмечать и некоторые реальные причины распространенности той или иной (в том числе и их собственной) религии.

В теологических сочинениях признается "могущественное влияние на человека религиозной традиции"*. Говорится о том, что христианство связано "с традицией, с обычаями и укладом религиозной жизни, идущими из рода в род". В результате этого ему "нелегко даются изменения, порой крайне необходимые и благовременные"**

*(Введенский А. Вера в бога, ее происхождение и основания. М., 1891, с. 416.).

**( Журнал Московской патриархии, 1967, № 9, с. 34.).

Действительно, религиозные традиции проявляют большую устойчивость, и для их преодоления требуются усилия. Если попытки изменить религиозную систему, хотя бы и в частностях, осуществляются произвольно и резко, если они в достаточной мере не подготовлены, то трудно бывает добиться желаемых результатов.

Пример тому - возникновение религиозного раскола в России в середине XVII в. под влиянием реформ патриарха Никона. Нововведения не затрагивали основ вероучения, преследуемые ими цели были достаточно скромны. Вносились некоторые исправления в богослужебные, книги, несколько менялись отдельные обряды (троеперстие вместо двоеперстия, "аллилуйя" во время церковной службы стала провозглашаться три раза, а не два, крестный ход совершался вокруг церкви отныне не "посолонь", т. е. не вслед за солнцем, а наоборот, и т. д.). Однако и эти сравнительно небольшие перемены были восприняты массовым религиозным сознанием враждебно.

В. О. Ключевский обратил внимание на обстоятельство, которое делало религиозные традиции,консервативные от природы, еще менее податливыми. Он выявил, что религиозное сознание в России становилось все более самоуверенным. Эта самоуверенность, по его мнению, "воспитана была не религиозными, а политическими успехами православной Руси и политическими несчастьями православного Востока. Основным мотивом этой самоуверенности была мысль, что православная Русь осталась в мире единственной обладательницей и хранительницей христианской истины, чистого православия. Из этой мысли посредством некоторой перестановки понятий национальное самомнение вывело убеждение, что христианство, которым обладает Русь, со всеми его местными особенностями и даже с туземной степенью его понимания есть единственное в мире истинное христианство, что другого чистого православия, кроме русского, нет и не будет"*

*(Ключевский В. О. Соч., т. III. М.: Госполитиздат, 1957, с. 294.).

Покушение на религиозные традиции чуть было не привело к расколу еще раньше, почти за два столетия до реформ Никона, когда при освящении Успенского собора, построенного в Московском Кремле, возник спор между великим князем Иваном III и митрополитом Геронтием все по тому же вопросу, обходить ли церковное здание "посолонь". Митрополит удалился в Симонов монастырь и грозил отставкой. В московском обществе началось размежевание. В конце концов спор был улажен, обычай сохранен, митрополит вернулся к исполнению своих обязанностей, опасность раскола удалось устранить.*

*(См.: Забелин И. История города Москвы, ч. 1. М., 1902, с. 128-129.).

В XVII в. религиозные разногласия проявились в гораздо более широких масштабах. Религиозные новшества, не считаясь с вековыми традициями, патриарх и люди из его ближайшего окружения внедряли поспешно и насильственно, а это привело к движение самые различные слои русского общества. Призванная укрепить церковную организацию, реформа Пикона в действительности лишь ослабила ее. Раскол стал совершившимся фактом.

Немалую лепту в начавшееся религиозное брожение внес и сам Никон. В. О. Ключевский считал даже, что, прояви Никон больше осмотрительности, "не было бы и раскола"*

*(Ключевский В. О. Соч., т. III, с. 307.).

Религиозная оппозиция, получившая за свою приверженность к "исконным" принципам наименование "староверие", или "старообрядчество", не только не исчезла под ударами, которые были обрушены на нее противниками, но, напротив, превратилась в особое религиозное направление. Как синтез различных толков и течений староверие существует вот уже более трехсот лет.

Но ведь известно, что новые конфессии формируются путем отражения каких-то реальных социальных процессов, а не просто вследствие грубой ломки религиозных традиций. Поэтому попытки обнаружить социальную основу, на которой произрастало староверие, были предприняты.

Г. В. Плеханов усматривал социальные корни раскола и старообрядчества в самых архаичных связях и отношениях, которые только существовали в русском обществе. По его мнению, в этом религиозном движении "лучше, выпуклее, ярче, нежели в чем-либо другом, выразила свою духовную природу именно старая, Московская Русь". Конкретизируя свое понимание раскола и старообрядчества, Плеханов утверждал, что в исследуемом им явлении оформилась реакция, вызванная поворотом Московского государства к Западу. Именно у тех, говорил Плеханов, кто был недоволен этим поворотом, крепла "приверженность к разной обрядовой ветоши". Отмечая, что в религиозной оппозиции отразились социальные интересы, Плеханов подчеркивал, что она смотрела "не вперед, а назад", считал ее проявлением "народного застоя, а вовсе не прогресса"*

*(Плеханов Г. В. О религии и церкви. М.: Изд-во АН СССР, 1957, с. 453, 451, 456.).

Однако при дальнейшем изучении староверия эти установки Плеханова не подтвердились. Многие данные свидетельствуют, что в XVII в. Россия вступила в новый период своей истории, характерной особенностью которого было создание буржуазных связей. Как всегда бывает в таких случаях, эти связи вызвали к жизни новые направления в религиозном сознании. Одним из таких направлений и явилось староверие.

В советской научной литературе староверие - в тот период его существования, когда в крепостнической России постепенно вызревал буржуазный строй,- оценивается иначе, чем в плехановской "Истории русской общественной мысли". Советскими историками показано, что социальная платформа староверия отражала в религиозных понятиях становление буржуазного общества (хотя сами сторонники староверия не могли тогда еще осознать этого). Ныне исследована и география староверия: в конце XVII - первой половине XVIII в. оно было распространено преимущественно в тех экономических районах, где развивался буржуазный способ производства.

Впрочем, полагать, что те люди, которые - как идеологи - представляли раскол на его первоначальном этапе, были хоть в какой-то мере "заражены" буржуазным духом и, пусть даже неосознанно, руководствовались им, нет никаких оснований. Их намерения не шли дальше того, чтобы отстоять религиозные традиции, защитить ту догматику и обрядность, на нерушимость которой посягала реформа Никона.

Получив предписание, что в церкви поклоны следует совершать не на коленях, а стоя, и креститься тремя перстами, Аввакум и его единомышленники испытали потрясение. "...Сердце озябло и ноги задрожали",- вспоминает об этом сам Аввакум.

Нововведения Никона они считали оскорблением божественного начала и реагировали на них как религиозные фанатики. Аввакум рассказывает, что протопоп Логин (в присутствии царя и царицы), видя, что патриарх исполняет службу по новому обряду, "разжогся ревностию божественного огня, Никона порицая, и через порог в олтарь, в глаза Никону плевал; распоясався, схватя с себя рубашку, в олтарь в глаза Никону бросил..."*

*(Житие протопопа Аввакума.- Изборник. (Сборник произведении литературы дровней Русн).,М.: Художественная литература. 1969, с. 634, 636.).

Религиозное сознание разделилось не из-за тяготения к различным, высшим и низшим, сословиям и класса общества, а по формальному признаку: критерием являлось отношение к религиозным новшествам. В числе раскольников оказалась и какая-то часть населения, причастного к формирующимся буржуазным связям; но приверженность к расколу обнаружили и представители феодальной верхушки, даже лица, принадлежавшие к царской фамилии.

Раскол, однако, не был явлением устойчивым.

Религиозная оппозиция оказалась привлекательной для всех тех социальных сил, которые не испытывали симпатий к существующему строю. Приток в раскол новых людей сопровождался отходом от него многих первоначальных приверженцев - раскол быстро разочаровывал тех, кто хотя и примкнул к нему, но сохранил преданность существующему режиму. Лишь после значительной перегруппировки социальный состав староверия приобрел известную стабильность.

Староверие, отколовшееся от православия по причинам формального порядка, стало быстро наполняться новым содержанием. При этом широко использовалась иная расстановка акцентов, выдвижение на первый план или, напротив, замалчивание тех или иных положений. Староверие в отношении православия становилось тем же, чем лютеранство для католицизма.

Итак, раскол был вызван грубым попранием религиозных традиций, т. е. сугубо привходящими обстоятельствами. Но ведь новшества могли внедряться иными, более корректными методами, на патриаршем престоле мог оказаться человек, не столь самоуверенный. Короче говоря, раскол не был безусловно предопределен.

Одного было невозможно избегнуть: появления таких религиозных течений, которые являлись следствием создания в стране буржуазных Связей. Не будь раскола, течение, аналогичное староверию, все равно появилось бы. Оно, правда, было бы иным по форме: приверженность к "старой вере" являлась исторической случайностью, результатом стечения ряда конкретных обстоятельств.

А вот появление буржуазных разновидностей христианства в России XVII в. вполне закономерно. Это подтверждает становление наряду со староверием христианского сектантства. Секты образовывались под влиянием социальных антагонизмов. Они вызревали как оппозиционные элементы внутри церкви, а затем отпочковывались от нее в самостоятельные организации, противопоставлявшие себя официальной церкви. Некоторые секты проникали с Запада, где буржуазный строй достиг уже немалых успехов, другие оформлялись непосредственно в России. Как убедительно показал А. И. Клибанов, сектантство в России послужило своего рода "обводным каналом" капиталистического развития.*

*(См.: Клибанов А. И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящим. М.: Наука, 1973, с. 74-117.).

Религия реагирует на перемены, которые совершаются в окружающей социальной среде, какими бы устойчивыми и консервативными ни были религиозные традиции. Вместе со сменой формаций религиозные системы или гибнут и заменяются другими, или по крайней мере основательно трансформируются, перестраиваются. "Ясно, что с каждым великим историческим переворотом в общественных порядках,- писали К. Маркс и Ф. Энгельс,- происходит также и переворот в воззрениях и представлениях людей, а значит и в их религиозных представлениях". Лишь при социализме наступает конец этой религиозной трансформации. "...Современный переворот отличается от всех предшествующих именно тем, что люди, наконец, разгадали тайну этого процесса исторических переворотов и поэтому они, вместо того чтобы снова обожествлять этот практический, "внешний" процесс в высокопарно-трансцендентной форме новой религии, отбросили всякую религию"*

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7, с. 211.).

Хотя в истории религии фиксируется история общественного развития, это не значит, конечно, что на каждой новой стадии развития общества религия возникает заново, и вся ее история распадается на не связанные между собой эпизоды. Напротив, религиозное развитие не является чем-то произвольным и хаотическим, оно представляет собой закономерную смену различных проявлений и форм религии. Каждая новая ступень истории религии зависит от предыдущей, подготавливается ею.

Так, представление о многих богах, политеизм, было подготовлено предшествующим ему представлением о существовании множества духов. Религиозное сознание выделило из этой массы духов высший, привилегированный слой - богов. Также и монотеизм не мог бы возникнуть сразу, минуя политеизм. Исторически единобожие выросло из многобожия. "На дальнейшей ступени развития вся совокупность природных и общественных атрибутов множества богов переносится на одного всемогущего бога, который, в свою очередь, является лишь отражением абстрактного человека,- писал Ф. Энгельс. - Так возник монотеизм, который исторически был последним продуктом греческой вульгарной философии более поздней эпохи и нашел свое уже готовое воплощение в иудейском, исключительно национальном боге Ягве"*

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 329.).

Первоначально древнееврейский бог Яхве был всего-навсего одним из богов пантеона, правда верховным. Культ его ничем особенным не выделялся среди культа других богов. Постепенно, однако, его религиозная значимость возрастает: на Яхве переносятся атрибуты остальных богов. Он является уже и подателем урожая, и защитником на войне, и покровителем ремесла, торговли. Прочие боги, утрачивая прежнюю сферу деятельности и превращаясь в простых служителей Яхве, низводятся в низшие ранги. Один из богов, Самсон, становится богатырем, другой, Илья,- пророком, некоторые перевоплощаются в патриархов, ангелов*. В результате всех этих трансформаций Яхве оказывается единственным национальным богом древних евреев (но боги других религий его приверженцами еще признаются). Следующая стадия в развитии образа Яхве наступает тогда, когда он выступает в качестве универсального бога (другие боги полностью отрицаются).

*(См.: Ранович А. Очерк истории древнееврейской религии. М.: Гаиз, 1937, с. 187-189, 256.).

Ф. Энгельс подчеркивал, что возникновение представления "о едином, исключительном боге монотеистических религий" из представления о многих богах, "более или менее ограниченных и ограничивающих друг друга", было результатом процесса абстрагирования ("я чуть было не сказал: процесса дистилляции",- пишет Энгельс), "совершенно естественного в ходе умственного развития"*

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 282-283.).

Подобным же образом и другие элементы религии зависят от исторического прошлого.

Преемственность религиозного развития осуществляется даже в тех случаях, когда та или иная религия, больше отвечающая духу времени, распространяясь вширь и захватывая новые территории, вытесняет ранее бытовавшие здесь религии. Побежденные религии оказывают, однако, весьма значительное воздействие на ту, которая осуществила нашествие. Исчезая, они как бы продолжают собственное существование в ряде элементов новой религии.

Еще в период своей ранней истории христианство, чтобы одолеть языческие культы, широко включало в систему своей "небесной иерархии" поклонение многим богам политеизма, преобразуя их в христианских святых. Этот процесс продолжался в связи с распространением христианской религии на новые пространства.

На Руси культ христианских святых встретился с почитанием славянских богов. Началось повсеместное уничтожение изображений этих богов - идолов. Об ожесточенности этой борьбы свидетельствует не только то, что в ходе ее погибли почти все ранние произведения древнерусской скульптуры, но и то, что скульптура длительное время вообще была нежелательна для церкви, опасавшейся рецидивов язычества.

И все же этого оказалось недостаточно для торжества христианства над традиционными политеистическими культами. Поэтому прежние боги начинают возводиться в сан христианских святых. На месте древних языческих святилищ, посвященных богам, строятся церкви. Некоторые из таких церквей носят имена вновь появившихся святых. Тот, кто бывал в Новгороде, вероятно, обратил внимание на церковь Власия, расположенную на Софийской стороне, недалеко от детинца (кремля). Ныне существующее здание, сооруженное на Власьевской улице в 1407 г., заменило другую церковь - деревянную, построенную в 1184 г., когда улица еще носила название Волосовой. Предполагается, что в дохристианские времена здесь стоял идол Волоса.*

*(См.: Каргер М. К. Новгород. Л.; М.: Искусство, 1970, с. 105.).

Близ Новгорода, в Перыни, при археологических раскопках было обнаружено святилище бога Перуна. После христианизации идол был сброшен в Волхов, святилище разрушено, но, как Феникс из пепла, возродилось в виде возникшего здесь Перынского монастыря, остатки которого сохранились до сих пор.

Повсеместное явление - использование новой религией религиозных представлений и святынь, образовавшихся ранее.

Группа мавзолеев, мечетей и других культовых сооружений в Самарканде - Шахи-Зинда - сложилась на том месте, которое задолго до проникновения ислама в Среднюю Азию уже считалось священным. Ислам не развенчал "святость" данной территории, напротив, он закрепил и развил сложившуюся к его приходу религиозную традицию. Но прежняя мифология была переосмыслена в соответствии с представлениями новой религии: древняя святыня была объявлена могилой двоюродного брата основателя ислама Мухаммеда. Вокруг этого мнимого захоронения и происходило формирование ныне существующего архитектурного ансамбля.

У южного склона холма Афрасиаб, на котором расположилась Шахи-Зинда, находится мечеть Хазрет-Хызр. Культ Хызра, именем которого назван храм, возник независимо от ислама; он существовал и во времена, предшествующие исламизации. Новая религия, однако, превратила Хызра в одного из своих святых (хазретов). Возможно, что и сам храм, посвященный ему, имел доисламского предшественника.*

*(См.: Пугаченкова Г. Самарканд. Бухара. М.: Искусство, 1968, с. 60.).

Так бывает при успешном распространении религии, появившейся извне.

Если же религия, осуществляющая нашествие, не встречает подходящей социальной почвы, то она, как мы уже видели, пе может закрепиться па новых для нее пространствах. Но и в том случае, когда она вынуждена отступить, на территориях, на которые эта религия претендовала, можно обнаружить следы ее пребывания.

Религии-аборигены не теряют при этом своей специфики, но обогащаются за счет религии-пришельца, усваивая отдельные ее элементы.

Религии народов Крайнего Севера, имевшие под собой архаичную социальную основу, несмотря на то что они подвергались длительному давлению со стороны православия, не были, как известно, побеждены им и сохранили места своего исконного обитания. В борьбе с православием они не претерпели качественных преобразований, но кое-что все же восприняли из него. Заимствовано было лишь то, что соответствовало их традициям (хотя и эти частные заимствования были локальными, а не повсеместными).

Пополнился пантеон местных религий. Если в период своего становления и распространения христианство превратил о многих богов в собственных святых, то при его встрече с религиями народов Крайнего Севера некоторые из его святых попадали в сонм местных богов. Христианские святые, властители природных стихий и покровители сельского хозяйства, па Севере с его суровым климатом и во многом зависевшим от него производством сравнительно легко переосмысливались религиозным сознанием как боги. Значительное почитание среди коренного населения приобрели Николай-угодник (верующие ханты, например, до сих пор называют его Миколаторум, т. е. бог Никола), а также Илья-пророк. Пополнение пантеона богов за счет христианских святых облегчалось из-за того, что процесс классообразования у народов Крайнего Севера находился на ранней стадии, и поэтому высший слой сверхъестественных существ только еще начинал выделяться из мира духов. Отзвуки верований в этих новых богов дошли до наших дней.

Иконы, предками которых являлись первобытные фетиши, были обращены в фетишистское состояние. На Таймыре в домах верующих долган автору, этих строк не раз приходилось видеть иконы, используемые как типичные амулеты. К изголовью кровати привязывается мешочек, в котором находится одна, а то и несколько икон. Верующие поясняют, что эти иконы-амулеты способны предотвращать несчастье.

Длившееся веками воздействие православия оставило, таким образом, в религиях народов Крайнего Севера отдельные вкрапления.

Но и позднейшие по своему происхождению религии содержат в себе такие включения, которые являются как бы осколками ранних религий. Некоторые из этих включений восходят к весьма отдаленным, даже первобытным временам. Поэтому их принято называть реликтами.

Реликты имеются в христианстве, исламе, буддизме и других религиях. Советскими этнографами обнаружено немалое число дохристианских, доисламских, добуддийских представлений и обрядов, входящих в состав соответствующих религий, но не настолько переработанных ими. чтобы утратить свойственную им относительную самостоятельность. Особенно много реликтов в христианстве, исламе, буддизме выявлено при исследованиях религиозности в прежде отсталых районах страны - в Поволжье. Средней Азии, на Северном Кавказе, в некоторых местах Сибири. Несмотря на свою древность, а отчасти и благодаря ей реликты устойчивы, активно влияют на различные стороны религиозного сознания и нелегко изживаются.

Преемственность религиозного развития - характерная особенность истории религии, начало ее у самых первобытных истоков религии. Ф. Энгельс говорил, что у религии "имеется предысторическое содержание, находимое и перенимаемое историческим периодом,- содержание, которое мы теперь назвали бы бессмыслицей"*

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.37, с. 419.).

Естественно, что когда религия только еще формировалась в первобытном обществе, она не могла опереться на какие бы то ни было собственные традиции. Но и тогда у нее были исторические предшественники, которые способствовали ее становлению. К моменту возникновения религии уже скопилось немалое количество заблуждении и предрассудков. Некоторые из них начали даже складываться в своего рода систему. Это были так называемые аниматистские представления; суть их состояла в том, что всевозможные объекты окружающего мира, в том числе и неорганического, трактовались как живые, подобные человеку. Термин "аниматизм" означает "оживотворение". В настоящее время отзвуки аниматизма находим в различных современных языках (солнце встает, река бежит и т. д.). Дело в том, что, образно говоря, "история языка - это своего рода "автобиография" сознания"*

*(Спиркин А. Происхождение сознания. М.: Госполитиздат, 1960, с. 31.).

Аниматистскими представлениями интересовались атеисты прошлого, хотя обычно смешивали аниматизм с религией.

Все же попытки выделить аниматистские взгляды как определенный этап духовной жизни делались. Еще Ч.Дарвин в "Происхождении человека", рассматривая некоторые аспекты становления религии, отмечал, что даже такое раннее ее проявление, как веру в духов, предваряли, вероятно, еще более элементарные представления. "...Я не могу удержаться от предположения,- писал он,- что существовала еще более ранняя и примитивная ступень, когда все, в чем обнаруживалась сила или движение, должно было считаться одаренным какой-то жизнью и "умственными способностями, подобными нашим собственным"*

*(Дарвин Ч. Соч., т. 5. М.: Изд-во АН СССР, 1953, с. 211.).

Давалась и общая характеристика аниматизма. Н. Г. Чернышевский, например, в следующих словах передавал суть подобных воззрений: "Простому человеку надобно, чтобы везде и все было так, как у него; иначе он ничего не поймет. Такими глазами простой человек (если угодно, назовем его дикарем) смотрит на природу: ему все в ней представляется так, как бывает у него"*( Чернышевский Н. Г. Поли. собр. соч., т. II. М.: Гослитиздат, 1949, с. 153.). И. И. Мечников также подчеркивал, что "с пробуждением разума человек судил о неизвестном по аналогии с тем, что ему было наиболее знакомо, т. е.. с самим собой. Вот почему он приписывал всем окружающим его предметам свойства и побуждения, присущие ему самому. По его мнению, не только все живые существа обладали волей и умом, но даже и неодушевленные тела способны были действовать подобно человеку"**( Мечников И. И. Акад. собр. соч., т. XI. М.: Медгиз, 1956, с. 129- 130.).

Марксистское религиоведение всегда исходило из того, что религия сформировалась не на пустом месте. По словам Ф. Энгельса, она "возникла в самые первобытные времена из самых невежественных, темных, первобытных представлений людей о своей собственной и об окружающей их внешней природе"*

*(Маркс К,, Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 313.).

Когда началось формирование религии, аниматистские представления активно содействовали этому процессу. Из аниматизма вырастала вера в души и духов (анимизм).. Взгляд на различные объекты действительности, как живые, сменялся убежденностью, что за каждым из них стоит сверхъестественное существо - душа, дух. Происходила перестройка прежних воззрений. Мир представал уже не как "оживотворенный", а как "одушевленный". Эта трансформация совершалась постепенно и стихийно, но неуклонно.

Какое-то время отмиравшие аниматистские и нарождавшиеся анимистические представления существовали рядом друг с другом. Однако религиозные воззрения вытесняли аниматизм, и в дальнейшем он становится все менее заметен, хотя сама религия (по крайней мере, некоторые из ее представлений) время от времени и напоминает о нем.

Сильные пережитки аниматизма можно различить, например, в идолопоклонстве. Первобытные идолы так или иначе, но непременно связаны с верой в духов: различные идолы предназначены для того, чтобы или привлекать духов, предоставляя им возможность вселиться в собственные изображения, или, напротив, отпугивать их, если предполагается, что духи хотят причинить вред. Культ таких идолов - это в той или иной мере также и культ духов.

Но и традиции аниматизма в идолопоклонстве дают о себе знать. Не все свойства, приписываемые первобытному идолу, объясняются лишь тем, что он связан с духом. С точки зрения религиозного сознания, идолы в то же время обладают и собственной природой.

Английский этнограф Э. Тайлор писал о том, что саамы (лопари) "полагают, что их безобразные истуканы могут свободно двигаться, а эсты дивились, что из идолов не лилась кровь, когда Дитрих, христианский священник, изрубил их". Тайлор обратил внимание на то, что ханты (остяки) наряжают своих идолов и угощают их, но если те плохо справляются со своими обязанностями, то наказывают их, "после чего снова наряжают и кормят"*

*(Тайлор Э. Первобытная культура. М.: Соцэкгиз, 1939, с. 376.).

Подобные представления - в виде пережитков - сохраняются кое-где на Крайнем Севере и в паши дни. От верующих можно услышать, например, что имеющихся у них идолов они "угощают" оленьим салом.

Заставляет вспоминать об аниматизме и культ "священных" изображений в тех религиях, которые по своему происхождению являются позднейшими.

А. Бушем так описывает индуистское поклонение идолу, представляющему божество: "Ему, как почетному гостю, предлагают воду для омовения ног, цветы, бетель для жевания. По утрам его будят, совершая обряды, музыкой, колокольчиками и звуками ударяемых друг о друга раковин. Затем его омывают, вытирают и одевают. Его чествуют гирляндами цветов, благовониями, специально раскачивают лампы; его кормят, обычно рисом и фруктами... Во многих храмах ночью его относят в его спальню, где он пребывает со своей женой или женами. В больших храмах слуги овевают его опахалами и танцовщицы развлекают танцами, как какого-нибудь древнеиндийского царя. По праздникам он объезжает город в роскошной повозке, которую зачастую тянут его почитатели, сопровождаемый второстепенными богами в их повозках, музыкантами, танцорами, прислужниками, несущими метелочки из хвоста яка, зонты и опахала"*

*(Бэшем Л. Чудо, которым была Индия. М.: Наука, 1977, с. 363.).

В известном письме к Н. В. Гоголю В. Г. Белинский отметил утилитарное отношение православного верующего к иконе, зафиксированное в пословице: "Годится - молиться, не годится - горшки покрывать"*. Икона для такого почитателя мало чем отличается, в сущности, от первобытного идола. Она является объектом поклонения лишь До тех пор, пока способна приносить пользу; если же она "не оправдывает доверия", то ею начинают пользоваться как простой доской, которой можно покрывать посуду. Это вовсе не означает, однако, что она не в состоянии вернуться к исполнению прежних функций, вновь стать предметом культа.

*( См.: Белинский В. Г. Поли. собр. соч., т. X. М.: Изд-во АН СССР, 1956, с. 215.).

Состарившуюся и отслужившую свой век икону не принято выбрасывать, уничтожать -- предпочтительней отнести ее к ручью или реке и пустить по течению. Не случайна и реакция верующей на предложение о продаже принадлежащей ей иконы, о чем рассказывает В. А. Солоухин в очерке "Черные доски": "Чтобы я свою икону в чужие руки... она придет ко мне ночью и спросит: "Куда ты меня, Овдотья, первому встречному отдала?" Что я ей, сердешной, скажу?"*

*(Солоухин В. Славянская тетрадь. Письма из Русского музея. Черные доски. М.: Советская Россия, 1972, с. 355.).

Логика развития религии не ограничивается одной лишь преемственностью. Ей свойственно также и противопоставление одних проявлений религии другим, следствием чего является так называемое отталкивание; оно также достаточно характерно для всей истории религии.

Крайне острые конфликты - не редкость между "близкородственными" верованиями. В процессе такой конфронтации приверженцы религиозных систем сосредоточивают свое внимание именно на отличительных признаках в догматике, вероучении и обрядности. Идеологии таких религиозных систем направлены одна против другой. Подобное религиозное творчество - благодаря исключительной консервативности религиозных традиций - запечатлевается в религии; сделанные приобретения сохраняются и тогда, когда ситуация уже становится иной.

Не обошлось без противоборства при размежевании между христианством и иудаизмом, происходившем в начале новой эры. Р. Ю. Виппер писал по этому поводу: "Отделяющаяся от консервативного иудейства новая религиозная группа "христиан" не имела большего врага, как отринутое им же иудейство... В середине II в. н. э. между двумя религиями, христианской и иудейской, обозначилась непримиримая вражда"*. В ходе этой вражды приверженцы обеих религий отстаивали не только свои претензии на обладание абсолютной истиной, но и право на дальнейшее существование своих религий. Взаимная неприязнь между христианством и иудаизмом, раз вспыхнув, длилась веками. Она стимулировала соответственно антихристианский и аитииудейский дух этих религий и отразилась не только на их содержании и форме, но и на их исторических судьбах.

*( Виппер Р. Ю. Рим и раннее христианство. М.: Изд-во АН СССР,1954, с. 204, 221.).

В XI в. совершился разрыв между западной и восточной христианскими церквами, центры которых находились в Риме и Константинополе. Подлинными причинами раскола послужили обстоятельства социально-экономического, политического и географического порядка. Религиозные противоречия находились, однако, на переднем плане и могли казаться поэтому единственным камнем преткновения. Ожесточенную полемику вызвало, например, послание болгарского архиепископа Льва епископам Италии, которое он направил по поручению константинопольского патриарха Михаила Кирулария; в этом послании объявлялось ересью принятое па западе причащение опресноками и соблюдение субботнего поста *. Римский папа, разумеется, не остался в долгу. Разногласия, которые при обоюдном желании можно было смягчить путем компромисса, искусственно обострялись. Именно в результате продолжительных распрей и были четко сформулированы догматические и обрядовые признаки, отличающие католицизм от православия.

*(См.: Литаврин Г. Г. Внутренняя и внешняя политика Византии в 1025-1057 гг.- В кн.: История Византии, т. 2. М.: Наука, 1967, с. 275.).

Противопоставляя себя католицизму, складывался в XVI в. протестантизм. Порожденный набиравшим силу буржуазным строем, протестантизм в идейном плане отталкивался от своего предшественника. Накопившей несметные богатства католической церковной организации противопоставлялась дешевая церковь. Культ святых, которых в католицизме набрался целый легион, отвергался. Протестантизм устранял и такого "посредника" между богом и человеком, как клир, устанавливая "непосредственные отношения" между человеком и богом.

Против важнейших тезисов католицизма протестантизм выставил свои антитезисы. Он, однако, не порывал с общехристианской традицией. В результате эта разновидность христианства стала представлять собой нечто вроде вывернутого наизнанку католицизма. "...Лютер победил рабство по набожности,- писал К. Маркс,- только тем, что поставил на его место рабство но убеждению. Он разбил веру в авторитет, восстановив авторитет веры. Он превратил попов в мирян, превратив мирян в попов. Он освободил человека от внешней религиозности, сделав религиозность внутренним миром человека. Он эмансипировал плоть от оков, наложив оковы на сердце человека"*

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 422-423.).

Религиозное сектантство в прошлом - носитель социального протеста (правда, этот протест по-разному выражен в различных сектах и на различных фазах их исторического развития), и поэтому его борьба с церковью черта, типичная для истории религии. "Противоположные по своей классовой природе, социальным функциям и внутренней структуре, церкви и секты,- пишет А. И. Клибанов,- составляют тем не менее парное общественно- историческое явление... Борьба между сектами и церковью взаимообусловлена и проходит в общих для них рамках определенной религиозной системы, будь то христианство, ислам, иудаизм и т. п. Секты в христианстве борются с христианскими (католической в одном случае, православной - в другом) церквами, но не с иудейской или мусульманской или какой-либо иной"*

*(Клибанов А. И. Религиозное сектантство в прошлом и настоящем,с. 5-6.).

Подобные взаимоотношения с официальной церковью накладывают отпечаток на весь облик религиозного сектантства. Неприятие тех или иных положений церковной идеологии, стремление "исправить" и "улучшить" ее, противопоставить ей свою собственную, причем в сфере, ограниченной жесткими религиозными пределами,- характерная особенность сектантства.

Таким образом, религия на каждом историческом этапе результат всей ее прежней истории. У нее имеются исторические корни. Но вся логика развития религии диктуется социальной средой ее обитания. Представления, возникающие как логическое следствие развития религии, все равно находятся в зависимости от социальных условий. "Мы видим, стало быть,- писал Ф. Энгельс,- что, раз возникнув, религия всегда сохраняет известный запас представлений, унаследованный от прежних времен, так как во всех вообще областях идеологии традиция является великой консервативной силой. Но изменения, происходящие в этом запасе представлений, определяются классовыми, следовательно, экономическими отношениями людей, делающих эти изменения"*

*(Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 21, с. 315-316.)

предыдущая главасодержаниеследующая глава



ПОИСК:




Рейтинг@Mail.ru
© RELIGION.HISTORIC.RU, 2001-2023
При использовании материалов сайта активная ссылка обязательна:
http://religion.historic.ru/ 'История религии'