Процесс, растянувшийся на века

В современных богословских статьях и церковных проповедях искажается не только характер крещения населения Киевской Руси, но и темпы этого процесса, сроки его протекания.

Лишь очень немногие из нынешних поборников русского православия признают (да и то как бы мимоходом, не акцентируя внимания на данном вопросе), что "распространение христианства на Руси было длительным процессом" (ЖМП, 1981, № 3, с. 48). Обычно же на страницах официальных изданий Московской патриархии утверждается без какой бы то ни было аргументации, будто "крещение Руси" прошло не только гладко, мирно, бесконфликтно, но и быстро, прямо-таки стремительно - в считанные годы и десятилетия. "Конец X и первая половина XI века, - писал Н. Волнянский, - период триумфального шествия христианства по Русской земле вплоть до ее глубин и ладожско-ростово-суздальских дебрей" (ЖМП, 1945, № 9, с. 59) .

Другие современные богословы и церковные историки таких точных дат не указывают, но тем не менее заявляют о сжатых сроках христианизации Древней Руси. Вот наиболее типичные заявления такого рода, сделанные в последние годы на страницах церковной печати: "Христианство быстро было воспринято русскими племенами" (Московский патриархат. 1917 - 1977, с. 2); "Из Киева... христианство быстро распространилось по всей нашей стране" (ЖМП, 1978, № 12, с. 53); "В период княжения Владимира после крещения, несомненно, христианство было занесено во все концы земли Русской" (ЖМП, 1982, № 5, с. 51).

У всех этих и им подобных высказываний все та же подоплека - стремление мистифицировать процесс христианизации славянских народов нашей страны, придав ему видимость провиденциального явления. Идеологи русской церкви полагают, что скорость протекания данного процесса имеет принципиальное значение. Они размышляют так: если признать, что обращение Руси в христианство длилось века, то его воспримут как плод человеческих усилий, а если современных читателей и слушателей уверить, что христианизация древнерусского общества завершилась за несколько десятков лет, то этот процесс предстанет в их сознании как явление промыслительного характера, осуществленное под воздействием "благодати божией".

Вот почему так старательно замалчивают нынешние богословы те факты и исторические свидетельства, которые доказывают, что процесс христианизации Руси растянулся на столетия, по существу так и остался незавершенным. А ведь эти факты и свидетельства хорошо известны - и притом не только ученым, но и церковным историкам.

Обратимся к тому фактическому материалу, который содержится в любом курсе церковной истории, изучаемом современным православным духовенством, а также в дореволюционной богословской печати и в некоторых изданиях Московской патриархии.

Как свидетельствуют древнерусские источники, во времена Владимира Святославича (а умер он через двадцать семь лет после крещения киевлян) была христианизирована - да и то чисто внешне, в значительной мере формально - лишь малая часть Древней Руси. Приобщили к новой религии киевлян, принудили принять христианство новгородцев, соорудили христианские храмы в Чернигове, Владимире Волынском, Белгороде, Переяславле, Турове, Полоцке и ряде других древнерусских городов. Остальную территорию Киевской Руси реформаторская деятельность князя Владимира Святославича не затронула даже поверхностно - там по-прежнему оставалось в силе язычество.

Но и в городах, где прошло массовое крещение, христианами - пусть не убежденными, но даже номинальными - стали далеко не все жители. Одни из горожан приняли новую веру лишь для отвода глаз, чтобы избежать неприятностей, другие принять приняли, но как следует не усвоили, а третьи вообще не принимали, ударившись в бега или затаившись. Словом, должно было пройти немало времени, прежде чем христианство сколько-нибудь основательно утвердилось в формально христианских городах Киевской Руси.

Начнем с самого Киева. Не только при Владимире, но и при его сыне и преемнике Ярославе, который княжил с 1019 по 1054 год, христианство еще не стало повсеместно и окончательно утвердившейся религией. Ставленник Ярослава митрополит Иларион в своем "Слове о законе и благодати" характеризовал христиан как "малое стадо". Летописец отмечает, что не при Владимире, а лишь при Ярославе, то есть три десятилетия спустя после формального начала "крещения Руси", начала вера христианская "плодитися и расширятися". Иначе говоря, даже в центре Киевской Руси новая религия медленно завоевывала свои позиции.

Если такая ситуация была в самой столице Киевской Руси, то о периферии и говорить нечего. Куда сложнее, чем в Киеве, обстояли дела с христианизацией Новгорода. Вопреки утверждениям современных церковных авторов, будто "христианская культура шире и глубже, чем в других центрах Древней Руси, проникала здесь в массы населения" (Православный церковный календарь на 1973 год, с. 2), христианство долго не могло утвердиться в этом городе. Насильственное крещение с помощью меча и огня не пошло впрок вольнолюбивым и строптивым жителям Новгорода: новая религия не прижилась на новгородской земле не только в X, но и в XI веках.

Летопись сообщает, что когда в 1071 году в Новгороде появился волхв, который "хулил веру христианскую", он нашел поддержку у значительной части городского населения: "многих обманул, чуть не весь город". Ему противостоял епископ, которого сторонники волхва "собирались убить". Лишь князь Глеб и его дружина сохранили верность христианству и поддержали епископа, а "люди все пошли и стали за волхвом". "Такое отношение народа к епископу и волхву, - отмечал Е. Е. Голубинский, - показывает, что он (народ. - Н. Г.) был еще настоящий полуязычник с перевесом сочувствий на сторону язычества и что последнее у него еще вовсе не началось растворяться в христианстве" (т. I, ч. II, с. 852).

Неизвестно, к чему привела бы эта конфронтация ("и начался мятеж великий в людях"), если бы не коварство князя-христианина. Спрятав под плащ боевой топор, Глеб пошел к волхву якобы для спора с ним. Князь задал волхву провокационный вопрос: ""Знаешь ли, что утром случится и что до вечера?" Тот же сказал: "Знаю наперед все". И сказал Глеб: "А знаешь ли, что будет с тобою сегодня?" - "Чудеса великие совершу", - сказал (волхв). Глеб же, вынув топор, разрубил волхва, и тот пал замертво, и люди разошлись" (с. 321).

Проанализировав приведенные летописные данные, исследователи пришли к выводу, что и в конце XI века новгородцы не стали еще христианами. Согласились с таким выводом и серьезные церковные историки. Так, в уже упоминавшемся курсе лекций протоиерея А. В. Горского говорится, что "полное обращение" новгородцев в христианство совершилось уже в конце XI - начале XII века (ЖМИ, 1976, № 1, с. 64). Автор большой и убедительно аргументированной статьи "Положение новгородских владык от крещения Новгорода (991 - 92) и до подчинения его Москве (1478)" так охарактеризовал новгородцев рассматриваемого периода: "Официально они числились христианами, но в частном домашнем быту оставались прежними язычниками... Холодно относились к новой вере, мало интересовались делами церкви и индифферентно смотрели на ее предстоятеля-епископа". Лишь в XII - XIII веках "новгородцы сроднились с христианством" (Вера и разум, 1913, № 1, с. 55 - 56, 57).

Такой же точки зрения по данному вопросу придерживались в недалеком прошлом и современные церковные деятели. Например, в проповеди по случаю 1100-летия Новгорода, которое отмечалось в 1959 году, протоиерей А. Ильин признал, что "не без упорной борьбы со стороны язычества принималось христианство" новгородцами. Далее проповедник отметил, что "процесс распространения и укрепления христианства в весьма обширных пределах новгородских совершался медленно" и "лишь с течением времени христианские начала вошли в жизнь Великого Новгорода" (ЖМП, 1959, № 10, с. 8).

Действительно, если в самом Новгороде потребовалось так много времени для насаждения христианства, то о "весьма обширных пределах новгородских" и говорить нечего - там процесс христианизации местного населения растянулся еще на несколько столетий. "Чудь Водской пятины¹ в Новгородской области, - писал Е. Е. Голубинский, - крещенная, может быть, еще в период домонгольский и едва ли не позднее XIII века, оставалась двоеверною до половины XVI века" (т. I, ч. II, с. 851).

¹ (Пятины новгородские - территориально-административные районы, на которые делилась Новгородская земля с конца XV по начало XVIII века. По пятинам велся учет населения, проводилась раскладка податей и повинностей)

О том, когда и как обращали в христианскую веру жителей Чудского, Ижорского, Ореховского и других уездов Новгородской земли, красноречиво рассказал в своей "Истории русской церкви" архиепископ Макарий (Булгаков). Узнав о том, что они, формально считаясь христианами, фактически "не переставали держаться грубых языческих суеверий", новгородский архиепископ Макарий прибегнул к решительным мерам - типичным для миссионеров. Он написал в 1534 году окружную грамоту и послал ее со своим иеромонахом Илией и двумя "боярскими детьми" (государственными чиновниками). Своим посланцам новгородский "владыка" велел "по всем чудским и ижорским местам, в селах, деревнях и лесах разорять и истреблять огнем языческие мольбища, дерева и камни", а население кропить святой водой и "вразумлять". Тех же, которые "останутся упорными и непослушными", надлежало "брать и препровождать в Новгород на суд владыки и гражданской власти" (т. VI, кн. I, с. 331 - 332).

Таким образом, вопреки утвердившейся в современном русском православии точке зрения, не только "во всех концах земли Русской", но даже в пределах самой Киевской Руси христианство не успело прижиться во время княжения Владимира Святославича.

Серьезные церковные историки скептически относились к утверждению, будто Киевская Русь стала христианской если и не при жизни Владимира и его преемника Ярослава, то во всяком случае в течение нескольких десятилетий. "Языческие предания, суеверия, нравы и обычаи, господствовавшие в народе русском целые века, - заявлял архиепископ Макарий (Булгаков), - не могли искорениться в течение каких-нибудь пятидесяти - шестидесяти лет" (т. I, с. 213).

Столь же категорично проводилась эта мысль и в дореволюционной церковной периодике. Так, например, автор статьи "К вопросу о крещении Владимира Святого и христианизации при нем Руси" подчеркивал, что "далеко не нужно преувеличивать успехи христианства на Руси при Владимире". Всем содержанием названной статьи читатель подводится к выводу: крещение "мечом и огнем" должно было оказаться неэффективным - "очень медленным, затяжным и вначале непрочным". "С Владимира, - говорится в статье, - начинается упорная и продолжительная борьба христианизировавшегося Киева с массой стойкого в язычестве русского славянства" (Вера и разум, 1913, № 11, с. 657, 658).

Написано это дореволюционным богословом в то время, когда русское православие стало ареной борьбы между консерваторами и либералами, и каждый церковный автор должен был считаться с фактами отечественной истории при освещении обстоятельств "крещения Руси" - иначе его могли высмеять либерально настроенные коллеги (как неоднократно поступал, например, Е. Е. Голубинский по отношению к тем историкам церкви, которые слишком произвольно обращались с фактическим материалом). А вот - для сравнения - утверждение богослова современного, рассчитывающего, видимо, на то, что свои собратья его ни поправлять, ни высмеивать не станут, а историки-атеисты не заметят явного попрания истины: "Крещение Руси во времена князя Владимира Святого следует рассматривать не как начало, а как определенное завершение длительного и сложного процесса христианизации Киевской Руси" (ПВ, 1982, № 4, с. 28).

Медленно приживалось христианство в границах Киевской Руси. А за ее пределы новая религия мигрировала еще медленнее и приживалась там весьма болезненно. И этот факт в общем-то признавался большинством дореволюционных историков церкви, тогда как современные православные богословы и церковные проповедники начисто отрицают его.

Вот основные хронологические рамки процесса христианизации народов нашей страны, начало которому положило крещение жителей древнего Киева при князе Владимире.

Лишь в XII веке началось обращение в христианство славянского племени вятичей - тех самых, которые умертвили миссионера Кукшу и его ученика Никона. Все сведения о вятичах, писал Е. Е. Голубинский, заставляют предполагать, что христианство "распространялось между ними весьма медленно и окончательно водворилось весьма нескоро" (т. I, ч. I, с. 209).

Примерно в то же время и с теми же трудностями христианская вера стала проникать в Вологодскую землю, на берега Северной Двины и Камы.

Только со второй половины XIII века началась христианизация чуди заволжской, а в XIII - XIV веках подверглись крещению карелы и прочее население Олонецкого края.

К середине XIV века относится начало деятельности христианских миссионеров среди лопарей (саами), проживавших по берегам Онежского озера.

Еще позднее стали приобщаться к христианству коренные жители Пермской земли - зыряне. Их обращал в новую веру Стефан Пермский, начавший свою миссионерскую деятельность в 1375 году. И хотя он приложил немалые усилия для отвращения зырян от язычества - перевел на зырянский язык церковные книги, открыл при церквах училища, где готовились кадры священно- и церковнослужителей из местного населения и т. п., - все же своей цели миссионеру не удалось добиться. Многие зыряне не приняли христианства и враждебно относились к миссионерам: преемники Стефана Герасим и Питирим были убиты.

Язычество и в XV веке продолжало удерживать свои позиции на Пермской земле. Достаточно сказать, что в 1481 году митрополит Симон требовал от пермского князя Михаила, чтобы "продолжавшееся почитание идолов было прекращено и никаких треб и тризн языческих не совершалось" (ЖМП, 1976, № 4, с. 69).

Что говорить о далекой Перми, если и в менее отдаленных местностях христианство никак не могло укорениться на протяжении столетий. Как видно из церковных источников, в городе Мценске "мнози оставались неверующе в Христа" вплоть до середины XV века (см.: Е. Е. Голубинский. История русской церкви, т. I, ч. I, с. 209).

Только в XV веке были крещены многие лопари, кочевавшие по побережью Ледовитого океана.

С XVI века начали обращать в христианство народы Поволжья: Казанского края, бывшего Астраханского ханства и др. О том, как крестили татар бывшего Казанского царства, бесхитростно рассказал в своем курсе истории церкви русской профессор-протоиерей А. В. Горский, а "Журнал Московской патриархии" этот рассказ перепечатал: "После мятежнических волнений, усмирению которых содействовали сами новообращенные, наступило время, более благоприятное для распространения христианства. Некрещеным татарам воспрещено было оставаться в Казани - городе, посвященном имени бога христианского, им отведена была особая слобода, и они не имели здесь мечетей" (ЖМП, 1976, № 4, с. 70).

В XVIII веке проводилось крещение калмыков, народностей Сибири и Камчатки, и продолжался этот процесс до начала XX века.

Приведенные выше даты, взятые нами из церковных источников, убедительнее всяких слов опровергают идеологов современного русского православия, заявляющих, будто христианство быстро распространилось по нашей стране. Такие заявления рассчитаны на людей, совершенно незнакомых с миссионерской деятельностью русского православного духовенства и ее результатами. И делают их в надежде на то, что никто из слушающих храмовую проповедь или читающих богословскую статью не станет обращаться к "делам давно минувших дней" и перепроверять современных церковных авторов, твердящих без всяких на то оснований, будто "христианство нигде не водворялось так мирно и быстро", как в России (ЖМП, 1983, № 1, с. 16).

Мы убедились, что быстрым такое "водворение" не было. Никак нельзя назвать его и мирным. Как и крестители эпохи Владимира Святославича, миссионеры последующих веков больше уповали на принуждение, чем на убеждение. Куда ни приходили поборники православия на Руси, они действовали по одному и тому же шаблону: вырубали священные деревья и рощи, оскверняли местные святилища, уничтожали языческие культовые объекты, глумились над местными верованиями - и все это во славу христианского бога и его святых. А затем заставляли местное население принимать новую веру, обращая в христианство кого силой, кого посулами, кого обманом.

Будучи не в состоянии полностью отрицать многочисленные факты противодействия крещению со стороны местного населения, современные церковные авторы утверждают - истине вопреки, - будто противодействие оказывали социально реакционные силы, усматривавшие в христианстве принципиального противника эксплуатации человека человеком. "Миссионеры, - заявил митрополит Антоний (Мельников), - всюду встречались со многими противлениями и препятствиями как со стороны языческих жрецов и вещих стариц, так и со стороны тех, кому выгоднее было использовать труд темного люда, чем иметь дело с просвещенным христианином, которому внушили, что богатые и бедные одинаковы пред богом, а в земной жизни должны видеть друг в друге своего брата" (ЖМП, 1982, № 5, с. 52). На самом же деле не древние верования, сложившиеся в доклассовом обществе, оправдывали социальное неравенство, а христианство - религия классового строя. Поэтому противились введению христианства не те, кто "использовал труд темного люда" (им новая религия была на руку), а широкие народные массы, усматривавшие в смене религии возможность ухудшения своего положения, поскольку новая вера требовала от них безропотного перенесения самых вопиющих проявлений социального угнетения и национального гнета.

Такой была реальность христианизации Древней Руси, как бы ни преподносили этот процесс идеологи современного русского православия.

Таким образом, ни один богословский тезис, касающийся начального этапа христианизации древнерусского общества, не выдерживает критики и сопоставления с фактами отечественной истории.

В частности, неверно, будто истоки "крещения Руси" следует искать в миссионерской деятельности христианских проповедников апостольских времен: такая деятельность не зафиксирована с достаточной достоверностью и не обнаружено никаких следов ее влияния на появление интереса к христианству на Руси в IX - X веках. Значит, у современных церковных авторов нет оснований утверждать, будто "благодать священства каждого русского пастыря духовно восходит к апостолу Андрею" (ЖМП, 1983, № 1, с. 12).

Введение христианства в качестве государственной религии Киевской Руси отвечало классовым интересам социальных верхов древнерусского общества и поэтому было поддержано ими. Народным массам Киевской державы новая религия ничего не давала, что и породило массовую оппозицию крещению со стороны киевлян, новгородцев, жителей других городов и сел Древней Руси. Поэтому наших предков обращали в новую веру не "тихо и мирно", как утверждают современные православные богословы и церковные проповедники, а с применением силы, посредством принуждения.

Процесс номинального насаждения новой веры занял не десятилетия, как говорят и пишут идеологи русской православной церкви, а многие столетия, и в ряде регионов страны затянулся до начала XX века.