"Приведе царицю на браченье"

Владимир настойчиво добивался брака с сестрой императора Византии: династические браки значили очень много, и не только в средние века. Кровное родство династий чаще всего бесконечно далеко от "союза сердец", но это всегда союз, обусловленный различными и многосторонними государственными интересами. Владимир, продолжая активную внешнюю политику Киевской Руси, намерен не только принять христианство, устранить такое существенное препятствие общественного развития, как язычество, он намерен добиться и серьезного внешнеполитического успеха: породниться с царями второго Рима.

Эта цель, как и многое в традиционной русской политике, впервые ставится в Древней Руси, традиционно проходит через века ее истории. Неудача Ольги в Царь-граде лишь отложила на время проблему династического брака, оставила ее в наследство политике и дипломатии Киева. После гибели Святослава, в правление Ярополка, а за ним Владимира, актуальность задачи растет, ее решение становится насущно необходимым. В эти десятилетия, даже годы, германский король Оттон I, присоединив к своим владениям значительную часть Италии, провозгласил создание новой империи - Священной Римской империи, как истинной наследницы великого Рима цезарей. Судьбы новорожденного государства пока неясны. Возможно, это раннефеодальное объединение окажется, подобно не одному такому объединению, непрочным, как это было и с империей Карла Великого. Пока же, во второй половине X века, при Оттоне II, это крупнейшее и сильнейшее государство Запада. Государство христианское и активно миссионерствующее, распространяющее власть и веру в Европе.

На востоке - Киевская Русь, на западе - империя Оттона. В Европе фактически одновременно возникают два больших государственных объединения.

Юго-восток Европы, Малая Азия - это Византийская империя, восточная половина "наследства" великого Рима, дряхлеющая, но могущественная, средоточие древней и новой культуры, торговли и ремесла тогдашнего мира. Мы, понятно, имеем в виду тот, достаточно условный, мир европейской цивилизации, который никогда не был европейским в географическом понятии, включал и Переднюю Азию, Закавказье, Северную Африку. Множественные связи соединяли его с Востоком: Индией, Китаем, сказочно далекими архипелагами тропических морей... Главные пути в Азию шли через Византию.

Установление династических связей было важной и необходимой частью внешней политики государств и дворов Европы. И, оговорим, христианских государств.

На пышном приеме в императорском дворце княгиня Ольга, "архонтиса русов", видела двух детей: шестилетнего Романа - это будущий Роман II, дочь которого Анна станет супругой Владимира Святославича, и ровесницу Романа, обрученную с ним Берту-Евдокию. Шестилетняя Берта - дочь графа Гуго Арльского. (Сразу скажем, что этого предполагавшегося брака не получилось. Берта-Евдокия внезапно умерла в 949 году.)

В 968 году Лютпранд, латинский писатель и дипломат, епископ, отправляется послом в Константинополь, чтобы договориться о браке порфирородной византийской принцессы с наследником Священной Римской империи, сыном Оттона I, будущим Оттоном II. Из этого торжественного сватовства тоже ничего не вышло. Император Византии, тогда это был Никифор Фока, ответил решительным отказом. Он прочел Лютпранду нотацию, категорически заявив, что о таком браке "не может быть и речи", потому что Оттон - король варваров, и "рожденная в пурпуре" не может быть женою варвара. Изумленный и разгневанный епископ пытался возражать, напомнил о давнем браке болгарского царя Петра и внучки Романа-старого. Возражение отвергли с порога. И вообще, мало ли что было. Отметим, что восточное, константинопольское христианство, порывая церковные связи с Западом, дает понять, что западный христианин Оттон ничуть не лучше варвара-язычника. Это, конечно, далеко не так, и причины отказа иные - военные, политические. К нашей теме они отношения не имеют, важно, что отказ был полным, и Лютпранд вынужден был уехать без каких-либо обнадеживающих результатов. Но Оттон I был настойчив. Не прошло и года после возвращения Лютпранда кремонского из Царьграда, в Рим пришло известие о смерти Никифора Фоки. И Оттон I возвращается к мысли о породнении империй. Начинаются переговоры с Иоанном Цимисхием. Правда, Риму теперь ясно, что о порфирородной принцессе речи действительно быть не может, ибо это больше выгодно

Риму, укрепляющему свои и без того сильные, с точки зрения Византии, политические позиции, получающему династическое оправдание своему "праву" на объединение власти. Константинополь видел эти возможности. Поэтому, когда Цимисхий предлагает брак со своей племянницей Феофано, Оттон соглашается.

Брак наследника, Оттона II, был торжественно заключен в Риме 14 апреля 972 года. Прямая династическая связь Рима и Царьграда была установлена.

Можно только предполагать, какие политические планы вынашивала дипломатия Киевской Руси, князь Владимир, но мы знаем, что он сумел породниться с византийскими императорами. Царевна Анна, которую безуспешно сватал Оттон, стала супругой князя Владимира. Это был серьезный успех русской внешней политики. Но - родство опасное!

Свидетельства хронистов о том, что Анна построила на Руси много церквей, возможно, и справедливы, но мы очень мало знаем об Анне. Только то, что незадолго до Владимира на ее руку претендовал еще и болгарский царь Борис, которому также было отказано, и что братья Василий и Константин уговаривали сестру ехать на Русь: "Может быть обратит тобою бог Русскую землю к покаянию, а Греческую землю избавишь от ужасной войны". Это две действительные причины этого политического брака. Возникает Анна и в "Корсунской легенде", мимоходом, так же как мимоходом отметил Летописец под 1011 годом ее смерть: "Преставилась Владимирова царица Анна". Однако, пожалуй, именно это отсутствие сведений дает нам возможность утверждать, что расчеты Константинополя на Анну не оправдались, а с ее смертью сошли в могилу и многие надежды Византии на "игемонию" на Руси. Утверждаю это именно потому, что о деятельности Анны на Руси нам ничего не известно. Это не парадокс.

Вернемся к системе политического брака, кровного породнения правящих династий, владетельных феодалов, высокопоставленных вельмож средневековья. Грекам, наследникам античности, хорошо было известно, что такое троянский конь. Такими "троянскими конями" и становились невесты из дворцов Царьграда. "Дары данайцев" соответственно воспитывались, получали нужное образование, у них вырабатывался круг представлений, соответствующих целям и интересам империи. Все это, конечно, очень упрощенная схема, но, не опираясь на нее, а только имея в виду, попытаемся представить себе, что представляла собою Анна, что могла вынести и принести на Русь греческая царевна из Константинополя.

У Константина VII Багрянородного был сын Роман, наследник и, по обычаю, соправитель. Отец, как было принято, женил его рано, и, разумеется, по своему выбору. Здесь ограничений не было: для багрянородного наследника все решала его "кровь". И Константин женил сына на дочери обыкновенного царьградского лавочника, трактирщика. Взял ее из-за совершенно исключительной красоты. Звали будущую императрицу Анастасо. При дворе ей дали другое имя: Феофано (явленная богом) - такой, значит, выбор, не земной. Это вторая, а точнее, первая, старшая Феофано в нашем рассказе. Феофано родила Роману Василия и Константина. Василий II и Константин VIII станут со временем императорами-соправителями. Василий жуткими казнями болгар заслужит страшное прозвище Болгаробойцы и с этим именем войдет в историю. Константин в историю не войдет. Хронисты Византии вспомнят об этом царе-соправителе, когда он умрет, и вспомнят как о развратнике, пьянице, человеке ничем всерьез не интересовавшемся, кроме ипподрома, лошадей и конских бегов, "ристалищ". Нам Константин вовсе неинтересен.

Когда Роману исполнился двадцать один год, он и его красавица жена - хронисты говорят, что прежде всего она, - стали думать о престоле. Отцу, императору Константину, шел пятьдесят пятый год, здоровье у него было отменное, и корона вполне могла миновать Романа, соправителя отца: у него подрастали наследники. Константин был отравлен. Яд ему дали в питье, а готовила это питье Феофано. Видимо, умело приготовила. Смерть свекра была быстрой и легкой. Роман стал императором. Но ему не пришлось долго править. Славный полководец Никифор Фока, одержавший несколько побед над арабами, отвоевавший у них Крит, триумфально возвращается в столицу. И у Никифора сразу устанавливаются довольно тесные отношения с Феофано. Впрочем, злые языки в столице поговаривали, что Никифор покорил ее сердце еще до своих побед над арабами... И царица приготовила мужу такой же напиток, которым не так давно напоила его отца. Императором становится Никифор Фока. Патриарх Полиевкт коронует его 16 августа 963 года в соборе святой Софии. Через месяц он же венчает Никифора и Феофано.

Все вершилось очень по-византийски. Никифор давно рвался к трону, но и в зените славы, опираясь на большое войско, он далеко не был уверен, что овладеет также и престолом. Никифор уверял своих противников и друзей, что ему тягостна его суетная слава, что единственная его мечта - уйти в монастырь. Совсем не ел мяса, постился, распахнув одежды, показывал друзьям грубую власяницу на теле, которой-де он, исполняя монашеский обет, истязает плоть...

Продолжим. Феофано оказалась более любвеобильна, чем это мог предположить ее второй супруг. В столице появился блистательный воин, умелый и удачливый военачальник, жестокий и, как мы увидим, по-византийски коварный, магистр Иоанн Цимисхий. Он только что успешно подавил мятеж феодалов, стремившихся сбросить Никифора с трона. Заметим, что это были вельможи из того же рода, что и Никифор, - Фоки. Но разгромил мятежников Иоанн отнюдь не ради царствующего императора. Отравить Никифора, скорее всего, и не пытались. Память о смерти Константина и Романа была свежа, Никифор мнителен и конечно же не доверял ни своим поварам, ни тем более своей супруге. Быт свой он обставил массой предосторожностей. На ночь оставался в укрепленном дворце, где спал в одиночестве на втором этаже. В первом этаже размещалась личная охрана, и в спальню наверх вел единственный ход через помещение караула.

И случилось так, что в глухую зимнюю ночь из окна второго этажа кто-то на крепкой веревке спустил корзину. В полной тишине нескольких вооруженных втянули наверх. Это был Цимисхий и его ближайшие друзья. Когда заговорщики пробрались в темную спальню, их охватил ужас: теплился очаг, но императора на постели не было. Решив, что заговор открыт, что они попали в ловушку, заговорщики растерялись. То ли попытаться пробиться мечами через охрану, то ли выбрасываться в окна... Но тут кто-то в неверном свете очага увидел Никифора. Фока спал на медвежьей шкуре близ огня. Императора разбудили пинком. Последнее, что он увидел в своей жизни, - это свое императорское кресло, на котором сидел Цимисхий. Один из мятежников прижал Никифора к полу, другой с маху отрубил ему голову. За окнами уже слышался шум, и тогда заговорщики выставили отрубленную голову в оконном проеме. Сбегавшиеся ко дворцу, увидев ее и лихорадочно сообразив что-то, разбегались еще быстрее, понимая, что поправить уже ничего не удастся, а следует поскорее подумать о себе...

Наутро 11 декабря 969 года Иоанн, Феофано и те, кто только что убивал Фоку, торжественно, с большой свитой прибыли в храм святой Софии. Цимисхий потребовал, чтобы патриарх немедленно венчал его короной Византийской империи. Феофано стояла рядом. Легко представить себе, чего ждала эта женщина, цинично и тонко рассчитавшая свои действия, но того, что произошло здесь, в храме, она не ожидала и не предвидела.

Услышав требование Цимисхия, патриарх Полиевкт - как-никак глава церкви - возмутился: "Венчать на царство? У тебя кровь на руках еще не обсохла, а ты, убийца, входишь в божий храм!.."

Иоанн пожал плечами: "Убивал не я" - и тут же указал на друзей, стоявших рядом с ним. "И вообще, - добавил Иоанн, - все было сделано по приказу императрицы". Такого предательства тем, кто только что рисковал жизнью ради Цимисхия, не могло привидеться и в самых страшных снах. Мы не знаем, как они вели себя в этот момент. Скорее всего, просто стояли молча, растерянные, негодующие, потерявшие дар и слова и мысли.

Патриарх понял: перед ним император и следует делать так, как угодно ему. Полиевкт прошел сугубую школу монашеского послушания и придворных интриг, он нашел выход немедленно. Весь свой гнев! патриарх обрушил на только что преданных Цимисхием друзей. Потребовал изгнания обоих. Цимисхий промолчал: грешниками распоряжается церковь. Потребовал изгнания Феофано. Цимисхий не возражал - тоже дело патриарха. Полиевкт потребовал, чтобы Феофано сослали как можно дальше, на какой-нибудь пустынный остров. И тут промолчал Цимисхий: пусть будет по его святой воле.

Феофано действительно сослали, правда не на пустынный остров, а в дальний монастырь, куда-то в Армению. Она еще вернется в столицу, но в нашей теме Феофано-старшая больше не нужна. Перед отъездом она повидалась с сыном Василием, который, по обычаю, стал соправителем Иоанна, столь молниеносно надевшего венец римских царей. Сын - будущий Василий II, при котором Русь примет крещение. Мать на прощание отлупила его по щекам.

Полиевкт надел на голову Цимисхия корону, которой недавно венчал Никифора, прочел положенные молитвы, узаконил обрядом новую власть.

Итак, царствует Иоанн, совсем по-евангельски - не успел пропеть петух, - отрекшийся от друзей, от женщины, с которой, казалось бы, накрепко связан не только кровавым убийством. В Константинополе такое вряд ли кого удивило.

Вот теперь нам станет до конца понятен отказ бесстрашного Святослава от поединка с Цимисхием: ни на йоту не верил князь в честность этого поединка, ясна и отповедь его римскому кесарю. Князь-воин разбирался в придворных "тайнах" Византии, хорошо знал своего врага, не случайно так презрительно напомнил ему про те "многие способы смерти", которые Цимисхий умел избирать для других.

Для самого Иоанна способ был избран традиционный, "семейный". Не зря мать лупила по щекам четырнадцатилетнего Василия. Как только он достиг совершеннолетия, Цимисхий получил яд в чаше вина. Яд, видимо (Феофано в ссылке), был другой, похуже. Дед и отец Василия умирали без мучений, Цимисхий же покрылся страшными и болезненными язвами, умирал тяжело.

Вот очень краткое и упрощенное изложение только одной линии придворной жизни империи. Дворцовая хроника Византии страшна и корыстна, ее политика себялюбива и коварна, ее церковь цинична и полна интриг.

Для нашего рассказа - это введение в ту придворную и семейную обстановку, в которой воспитывались будущие невесты византийского двора, будущая княгиня киевская Анна.

Она родилась 13 марта 963 года. За два дня до убийства ее отца.

Мы знаем, что Анну с детства должны были готовить к политическому браку и знаем, как осуществлялись такие браки. На какую роль предназначал Константинополь Анну, мы можем представить не по ее судьбе, о которой, повторим, почти ничего не знаем, а по судьбе той племянницы Цимисхия, которая стала женой Оттона II. Самое интересное здесь - воспитание сына, Оттона III, который осиротел и стал "императором" в четыре года. Регентом при нем была мать, Феофано, племянница Иоанна Цимисхия, императрица Священной Римской империи. Византийка воспитала его религиозным фанатиком. Временами юный Оттон, уже ставший императором без кавычек (Феофано умерла в 991 году), он предается мрачному, в духе византийской аскезы, истязанию тела, "плоти", совершает покаянные паломничества в аббатства. Он всемерно укрепляет церковь и, проводя традиционную германскую политику подчинения славянства, вооруженной рукой добивается от польского короля Болеслава учреждения в Польше римских епископий, особое внимание обращает на религиозные вопросы. Из польских земель Оттон III направился в Ахен, чтобы поклониться там праху Карла Великого. В древнем соборе Ахена царственный паломник залез прямо в склеп и, порывшись, извлек из праха реликвию - зуб Карла...

Конечно же он мечтал о создании мировой империи, "реновации" великого Рима в христианском облике. В этой политике Оттон III опирался прежде всего на западную церковь, на папу Сильвестра II, старшего друга и опору надежную, но видел и "византийское наследство". При дворе Оттона во всем примером был Константинополь. Церемониал двора - совершенно византийский. Оттон III, как и императоры второго Рима, всерьез именовал себя царем царей. При дворе зазвучали византийские титулы, появились византийские чины и византийская иерархия. Какого-то доверенного епископа, немца Бернварда, титуловали уже по-гречески: примискринием.

Наконец, Оттон отправил в Константинополь посольство: просил Василия II дать ему в жены какую-нибудь царевну.

Рассказ наш, конечно, поверхностен. В политике, а главное, в сложной жизни Европы все это можно счесть мелочами, может быть и не заслуживающими внимания. В общем историческом процессе, в становлении феодализма, завоевательных походов и жесткого внедрения христианства - идейной основы нарождающегося феодального строя - все это конечно же несущественно. Но история - это деятельность людей, и в каждом человеке, в каждой судьбе видна та эпоха, в которой живет и действует каждый - князь и смерд, воин и торговец, ремесленник и священник, дочь трактирщика.

Конечно же "троянские кони" Царьграда - не те юные и не очень юные девы, которых отправляли за море. Но и дары данайцев, троянский конь, был опасен теми, кто сидел внутри его, - воинами. Ни Феофано, которая в конце концов умерла, когда Оттону только пошел двенадцатый год, ни Анна в своем киевском тереме никак практически не могли влиять на государственную политику. Дело было не в них. И наш летописный рассказ-жалоба Анны: "Заживо хоронят" - близок к истине. В Киев, мы знаем, в эти первые дни крещения, в первые годы христианизации прибыли корсунские священники, вывезенные Владимиром из взятого им города, и "царевнины". Последние - в штате свадебного поезда Анны, вместе с ее двором - это и был византийский штаб на Руси, опорный пост империи в Киеве. И подобрано было окружение княгини обдуманно, оно и должно было обеспечить религиозное и политическое господство ромеев на Руси.

Владимир, его двор, дружина и бояре и старцы градские прекрасно понимали это. И как бы ни относился этот, правящий, Киев к христианству, какими бы ни были оттенки этого отношения, политическим целям Византии Русь противостояла достаточно сплоченно.

Позднее, с учреждением греческой митрополии, при митрополитах, греках почти без исключения, при нормах византийского канонического права, когда церковь принимала и перерабатывала канонический круг византийского права, ее культовую практику, - и тогда в вопросах влияния на русскую политику Византия не смогла добиться ничего, что шло бы вразрез интересам Руси.

Пришло и то время, когда греческая церковь смогла сохраниться только благодаря поддержке восточнохристианских церквей: болгарской, сербской и в первую очередь русской церкви. Русское государство и русская церковь щедро оказывали эту помощь греческой церкви BI пору турецкого господства.

Крещение Руси, брак Владимира с Анной - акты, продуманные всесторонне и в деталях. Частные, непервостепенно важные моменты событий тех лет попадают на страницы русских летописей, выявляя события огромного, мирового значения. Само имя, которое получает в крещении князь Владимир - Василий (оно употреблялось только в государственных актах и только в них имело значение), - имя правящего императора Византии. И переводится оно - Василий - василевс - повелитель.

Каждая деталь, сохраненная для нас Летописцем, попала на листы "Повести", чтобы показать, что и частные события декларируют факт мирового значения: в Восточной Европе сложилось могучее славянское государство, прочное не только силой князя, не только единством власти и веры, а глубокими внутренними связями, общностью языка, культуры, общностью судеб, единством народным.

"Империя Рюриковичей" (слова принадлежат К. Марксу). Маркс выделяет империю Оттона и Киевскую Русь в Европе, эпоху Владимира Святославича он называет "кульминационным пунктом" державы Рюриковичей.