Христианство в римской Африке

Истоки христианских общин в Северной Африке неясны. Возможно, что новая религия завербовала своих первых приверженцев в рядах карфагенской иудаистской колонии, которая поддерживала тесные торговые отношения с морскими центрами Сирии и Египта. На еврейском кладбище, открытом в Гамарте, недалеко от Карфагена, обнаружены следы памятников несомненно христианского происхождения, на которых видны изображения якоря, символа креста, и голубки, олицетворяющей искупленную крещением душу. Разрыв с иудаистским окружением был для христиан болезненнее, нежели разрыв с другими сферами иммиграции, если учесть, что во времена Тертуллиана евреи еще были в числе наиболее ревностных борцов против христиан.

Но в истории римской Африки христианство заявило о себе только в момент репрессий 180 г., которые прокатились по провинциям, считавшимся недостаточно надежными, когда вскоре после смерти Марка Аврелия обстановка стала угрожающей на границах Рейна, Дуная и других. "Деяния мучеников Скилии" (городок в Нумидии. - Прим. пер.), где речь шла об осужденных на обезглавливание в Карфагене при проконсуле Вегеллии Сатурнине, стали первым произведением христианской литературы на латинском языке.

Жертвы, однако, были не первыми.

Примечателен факт, что древнейший мученик, о котором сохранилась память, был раб, по имени и происхождению пуниец - Намфан из Мадауры. От других остались лишь имена, неизвестно и время их гибели Схваченным в 197 г. во время новых антиримских волнений верующим Тертуллиан выразил свою солидарность в сочинении "Мученикам".

Едва был издан в 202 г. эдикт Септимия Севера против христианской проповеди, проконсул Минуций Тиминиан приказал схватить шестерых верующих, мученическая смерть которых поминается в "Мучениях святых Перпетуи и Фелициты" - документе непримиримом и реалистичном, монтанистского направления. Мученики происходили из небольшого поселения и принадлежали к разным социальным слоям: Перпетуя - 22-летняя дочь язычника-нобиля, Фелицита и Ревокат - рабы, Сатурник, Секонд и Сатур - люди самых низких званий. Суд в Карфагене присудил бросить их диким зверям, а затем прикончить мечами гладиаторов. Яростные репрессии обрушились как на пунические и нумидийские элементы, вечно таившие недовольство римской колонизацией, так и на диссидентов из богатых италийских провинций, которые перевели свое имущество в земли Северной Африки, обеспеченные дешевыми рабочими руками и весьма плодородные. Лишь завоеванная вандалами и порабощенная арабами в раннем средневековье, эта страна, процветавшая еще во времена Августина, в конце концов оскудела.

Христианская проповедь быстро завоевала сочувствие народа и в городских центрах, и в глубинных деревенских районах. В конце II в. Тертуллиан пишет не без некоторого риторического преувеличения: "Мы явились лишь вчера, а уже наполнили землю и все ваши владения, города, пригороды, укрепленные пункты, муниципии, собрания, казармы, кварталы, школы, двор, сенат, форум: за вами остались одни храмы" ("Апологетика", XXXVII).

Церковная организация Северной Африки была солиднее и более всепроникающая, чем в Италии или в Галлии. В 198 г. глава карфагенской общины Агриппин смог созвать на собор - первый в истории латинской церкви - 70 епископов из проконсульской Африки и Мавритании. Не приходится удивляться, что в среде стольких новообращенных проявились некоторые формы религиозной экзальтации, которые подготовили почву для распространения монтанизма во всем этом регионе.

Оппозиционное отношение к режиму в нем преобладало повсюду. Отголоски его мы обнаруживаем у Тертуллиана.

Он сам происходил из обеспеченной среды, был адвокатом и пользовался успехом. Но однажды в знак протеста против общества он вышел на улицу в эксцентрической одежде странствующего философа - "паллии", и затем посвятил этому трактат; другой раз призвал следовать героическому примеру одного христианина-легионера из лагеря Ламбезы, который отказался увенчать голову лавровым венком во время военного парада и за это был умерщвлен; наконец, он предупредил, что одной ночи и нескольких скромных факелов достаточно христианам, если они того захотят, чтобы рассчитаться с окружающими их врагами. И первым шагам к примирению со стороны имперских властей он противопоставил принципиальное условие: "Цезари могли бы обратиться в христианство только в том случае, если они перестанут ими быть или какой-нибудь христианин согласится стать Цезарем" ("Апологетика", XXI).

Медный свиток, вставленный в аппарат для распиливания

Именно в Северной Африке началась латинизация церкви, а не в Риме, где вплоть до III в. в среде христиан-иммигрантов преобладал народный греческий язык.

В Африке, где Рим внедрил свой язык в среду мелкого люда, была впервые переведена на латинский язык Библия. Этот текст сильно отличается от "Вульгаты" св. Иеронима. Его лексика и стиль отличаются от классической латыни, они ближе к запросам простых людей. Элементы, создавшие христианскую терминологию, разнообразны и разнородны; но в этой среде родились такие термины, как "таинство" ("сакраменто"), "троица", "воплощение", "исповедь", "священное писание", языческим было и само слово "папа"; со временем они станут типичными для всего христианского Запада.

В истории романской литературы это время авторов африканского происхождения, таких как Флор, Апулей, Фронтон.

Африканская церковь дала богослужению первые священные гимны, почерпнутые из содержания Ветхого и Нового заветов, культ мучеников, погребальные поминки, по образцу похоронных тризн языческого культа, и обычай "четырех времен": выбор трех суббот в году для особых форм пищевых запретов в соответствии с сезоном - творога (летом), вина (осенью) и масла (зимой) помимо строгого весеннего поста. Апокрифическая литература мало соответствовала новым обычаям. Следовательно, нужно было разработать новый свод писаний, признанных боговдохновенными. Таким и стал "Мураториев канон", составленный на корявом латинском языке африканцев, и этот текст уцелел для нас. Апокрифы были переведены только тогда, когда их функция была уже практически исчерпана.

В истории африканского христианства того времени доминирует фигура Тертуллиана. Обращенный в новую религию около 190 г., он стал автором двух широко задуманных апологетических трудов и почти сорока проповеднических, доктринальных и полемических текстов. Его личность оттеснила на второй план других писателей того же региона, таких как Минуций Феликс, который оставил нам диалог, бытописание прибрежного района Остии. Впрочем, Тертуллиан не обособлялся от них и в споре, например, христианского писателя Октавия Януария с образованным язычником из Кирта Цецилием Наталем выступил арбитром между ними, призывая Цецилия обратиться в христианство.

Сочиненный по этому поводу Минуцием Феликсом памфлет, названный "Октавий", дышит атмосферой почти цицероновской классики. Жесткому обличению со стороны язычника, которое, возможно, воспроизводит речь, произнесенную ритором Фронтоном против христиан, Октавий противопоставляет суждения, обращенные исключительно к разуму, морали, человечности и чувству справедливости противников, не вступая с ними в принципиальные дискуссии. Текст этот напоминает мозаику взглядов и идей, заимствованных отовсюду - от Цицерона до африканских евреев и самого Тертуллиана. Очевидно, затишье в репрессиях, наступившее через несколько лет после появления Тертуллиановой "Апологетики", сказалось на характере этого произведения карфагенского учителя.

Юридические мотивы незаконности преследований, которые преобладают в "Апологетике", повторяются в еще большей степени в полемике против еретиков - Маркиона и Праксея и особенно против гностиков.

Древний римский "Закон двенадцати таблиц", введенный с некоторыми исправлениями в провинциях эдиктом Севера и Каракаллы в 199 г., устанавливал, что владелец земельного надела, который он занимает хотя бы десять лет, может отвергнуть любое посягательство на него по правилу истечения срока давности. Тертуллиан использует этот закон, чтобы применить ту же норму к церковным порядкам, в сочинении "Право давности лет для еретиков". Его идея такова: подлинное ядро христианского вероучения находится в руках иерархии, поскольку она определенный срок непрерывно управляет церковью. Аргументация явно искусственная, однако не лишенная известной действенности в решении вопроса об инакомыслящих. Пройдет, правда, немного лет - и она будет обращена против самого ее автора, отколовшегося тем временем от "епископальной церкви".

В теологической сфере Тертуллиан был первым, кто применил термин "троица" вместо "триада" (как говорил Феофил Антиохийский). Тертуллиану казалось, что это последнее обозначение оставляет в тени единичность бога; иначе говоря, троица - это "совокупность трех", а не "трое разных". Но в его писаниях известна также тенденция считать сына подчиненным отцу; дух же оказывается только "третьим именем", "третьей степенью божественного величия". Все это узлы, которые, естественно, не могла развязать никакая самая изощренная диалектика. С этой задачей не справились и вселенские соборы IV и V вв., которым Тертуллиан оставил в наследство целый набор противоречивых формул.

Нижеследующие отрывки извлечены из "Октавия" Минуция Феликса (глава IX). Обращение к "Киртенцу" позволяет думать о речи ритора Фронтона (родившегося как раз в Кирте, в Нумидии), которую он якобы произнес в сенате при Марке Аврелии, выступая против христиан.

Речь идет о настоящем обвинительном акте, который обличает противников, повинных в ритуальных убийствах и непристойных проступках с грубыми намеками на обряд причащения.

"То, что рассказывают о посвящении завербованных ими людей, столь же отвратительно, как и общеизвестно. Неофиту приводят мальчонку, целиком вываляв его в муке, чтобы легче ввести неосторожного человека в обман. Малыша зверски убивают ударами, которые наносит вслепую новообращенный, который думает, будто протыкает, без всяких последствий, кучу муки. Затем - ужасно говорить об этом - они с жадностью вылизывают кровь и делят между собой растерзанные члены. Такова жертва посвящения, принесенная по их сговору. И сознание совершенного преступления обеспечивает их взаимное молчание.

Подобная церемония отвратительнее наихудшего святотатства".

"Известно также, что такое их вечеря. Все о ней говорят: о ней сообщается в речи нашего Киртенца. В заранее выбранный день они сходятся на пирушку с детьми, сестрами, матерями, особами любого пола и возраста. Насытившись, собравшиеся начинают разогреваться вином. И когда жар опьянения разжигает самую безудержную похоть, бросают приманку собаке, привязанной к канделябру, заставляя ее прыгать выше, чем ей позволяет цепь. Светильник, свидетель их поступков, оказывается таким способом опрокинутым и погашенным, они же, под покровом темноты, предаются разврату с любым, кто попадется им под руку. И если не на деле, то по крайней мере в намерениях своих все они без различия осквернены кровосмешением, поскольку каждый горит желанием того, что может случиться на деле только с одним из них".

Человеческую вину Тертуллиан рассматривает почти как физиологический акт, что отражает в известной мере вековой опыт рабства и угнетения.

Человек несчастен, потому что он унаследовал от Адама его порочную природу, причину всякого страдания. Подобное решение было тем более приемлемым для Тертуллиана, что он верил в материальность субстанции души, которая передается при акте порождения. Теория "традукционизма"¹, "передачи", которая и поныне признана большей частью католических теологов и служит, кстати, мотивом иррационального осуждения любой формы аборта.

¹ (От латинского traducere [традуцере] "перемещать", "переводить". - Прим. пер.)

Но естественный характер вины требует ее сверхъестественного искупления. Христос должен был обладать телесной реальностью и должен был быть воскрешен, поскольку иначе вера была лишь великой иллюзией, как писал уже Павел, и никто не мог бы прийти к новому существованию, которое составляет "единственную надежду всего мира".

Отсюда тот этический экстремизм Тертуллиана, который побудил его примкнуть к монтанизму, но с некоторыми присущими ему особенностями, которые изолировали его в последние годы жизни вместе с небольшой группой "тертуллианистов".

Тертуллиан предписывал суровые посты, строгую нравственность, особенно для женщин, осуждал вторичное вступление в брак, отвергал всякое участие в театральных спектаклях и цирковых зрелищах, не допускал прощения серьезных проступков, верил в видения и разделял пророческое ожидание тысячелетнего царства. И когда карфагенский епископ Агриппин объявил о своем намерении отпустить грехи виновным в телесных грехах и вновь принять их в лоно церкви, Тертуллиан ответил ему трактатом "О целомудрии", использовав в нем изобретенную им самим в компрометирующих целях терминологию, которая позднее войдет в церковную традицию: карфагенский прелат принимает позу "епископа из епископов", "верховного понтифика", подобного высочайшим религиозным правителям язычников, заслуживая иронического прозвания "блаженнейшего отца", или папы. Этот титул и будет однажды присвоен римским епископам.

Характерно, что аналогичное решение, принятое в тот же период главой римской общины Каллистом, вызвало такую же реакцию теолога Ипполита, воспитанного в духе эллинистической культуры, видевшего в церкви собрание совершенных, ожидающих конца света.

Идея конца света была чрезвычайно распространена в африканском христианстве. Менее чем за полвека до того карфагенский епископ Киприан написал серию полных воодушевления апологетических книжек, чтобы доказать, что эпидемия чумы, которая поразила почти всю территорию империи и пришла из Эфиопии, есть один из бичей, предвещающих завершение всякой жизни на земле: подлинно верующие должны радоваться ей и не испытывать страха ("О смертности" и "К Деметриану"). Толпа приписала ответственность за эпидемию христианам и требовала в 252 г. от императора Галла публичных жертвоприношений, чтобы прекратить бедствие.

Киприан, автор объемистой переписки, не отрицал серьезности наличного зла. Мир стар, упадок природы достиг предела, мщением небес будет истребление ее горделивых поработителей.

Структуры нового христианского общества и в Северной Африке пришли в столкновение с институтами языческой империи и давали идеологическое обоснование для ее ликвидации.