Заключение

Распространение буддизма в Корее совпало с процессом становления и укрепления государственности; он имел благоприятные условия для своего распространения еще и потому, что в Корее отсутствовали социальные силы, интересам которых буддизм мог бы существенно противостоять. Государственная власть, заинтересованная в принятии религии, могла вводить ее в своем государстве, не опасаясь противодействия аристократии, поскольку корейская аристократия состояла преимущественно из родственников правящего дома и (как и сам ванский род) не имела претензий на происхождение от "божественного" предка, а тем более различных божеств (что могло бы вызвать с ее стороны оппозицию буддизму). Кроме того, никакой другой стройной религиозной системы, могущей составить конкуренцию буддизму, в Корее не существовало, а местные культы и верования сравнительно легко вступали в мирное сосуществование с новой религией, становясь ее компонентами, и долгое время продолжали сосуществовать с буддизмом.

Буддизм в Корее начал в целом распространяться "сверху", получив одобрение государственной власти. Попытки его пропаганды "снизу" если и были, то не оставили заметного следа в истории и не имели существенного значения.

Анализ конкретной истории буддизма в Корее в IV - X вв. позволил дать ее периодизацию в виде следующих четырех основных этапов: 1) с конца IV по начало VI в.; 2) с начала VI по начало VIII в.; 3) с начала VIII по начало IX в.; 4) с начала IX в. до конца существования Силла. Первый из этапов характеризуется медленным и постепенным распространением буддизма. Второй отмечен его усилением, становлением буддизма государственной религией. Третий этап ознаменован некоторым спадом буддийской активности, четвертый - новым ее подъемом, впоследствии переросшим в расцвет буддизма в эпоху Корё (X - XIV вв.).

Распространение буддизма, как показало факторно-графическое исследование, зависело от интенсивности внешних сношений лишь до тех пор, пока буддизм не пустил достаточно глубоких корней на местной почве; в дальнейшем же этот фактор перестал оказывать существенное влияние на спады и подъемы в истории буддизма. Начав свое распространение при полном благополучии в отношении внутренней стабильности корейских государств, буддизм на заключительном этапе истории Силла сам становится важным фактором политической нестабильности.

Монастыри, владевшие землями, пожертвованными им ваном или частными лицами, представляли собой собственников этих земель, которые обладали налоговым иммунитетом. Монастыри эксплуатировали как зависимых от себя общинников, земли которых подпали под власть монастыря, так и монастырских ноби, также большей частью сажаемых на землю.

Буддийская сангха управлялась разветвленной системой администрации, в которую входили как монахи, так и государственные чиновники-миряне. Государством были созданы специальные учреждения, ведавшие делами буддизма в стране, а также учреждения по делам крупнейших монастырей.

При рассмотрении социально-политической роли буддийской церкви в Корее выделяются четыре основных аспекта.

Во-первых, характер землевладения монастырей усиливал частновладельческую тенденцию в развитии земельных отношений в Корее. По мере ослабления централизованного государства буддийское землевладение расширялось и, расширяясь, само служило еще большему ослаблению государства Силла и его принципов земельной системы.

Во-вторых, социально-политическая роль сангхи обусловливалась тем, что она представляла собой иерархически оформленную социальную организацию, дополняющую систему политических институтов государства. Буддийская церковь осуществляла как непосредственный административный контроль над частью населения (монахами и зависимыми от монастыря людьми), так и духовный контроль над значительными массами населения, не являющимися монахами, но почитающими буддизм. Сангха со своей организацией представляла серьезную социально-политическую силу, несущую в себе потенциальную угрозу для государства, с чем последнее не могло не считаться. Буддийская церковь в определенной степени содействовала бюрократизации общества, ибо создание ряда специальных государственных учреждений для контроля за ней означало дальнейшее развитие и усложнение государственного аппарата, причем и сама буддийская администрация частично выполняла те же функции (контроль над населением), что и государственный аппарат.

В-третьих, буддийская община в лице ее представителей принимала участие в политических мероприятиях государства, что выражалось в исполнении монахами отдельных поручений вана по делам управления. Кроме того, сангха осуществляла культовое обслуживание интересов вана и государства, и, наконец, буддисты оказывали определенное воздействие на вана и его окружение в качестве советников.

В-четвертых, роль буддийской церкви проявлялась и через место буддийской религии в системе государственной идеологии, где она выполняла функции идеологической поддержки социального спокойствия в государстве.

Взаимоотношения сангхи и государства в целом характеризовались тем, что буддисты признавали верховную власть государства и служили ей, когда она того требовала, а ваны, в свою очередь, покровительствовали сангхе, демонстрируя свое уважение буддизму. Буддизм в Корее, учитывая наличие сильной государственной власти, мог распространяться лишь постольку, поскольку он признавал ее приоритет, и буддисты это хорошо понимали. Тем не менее отношение ванов к буддизму все же было двойственным. Они покровительствовали буддизму как учению, потому что он был необходим для осуществления контроля над умами населения, но, с другой стороны, буддийская церковь как социально-политическая сила представляла собой потенциальную угрозу для политической стабильности государства, а монастырское землевладение - для тех принципов земельной системы, которые обеспечивали существование централизованного государства. Поэтому ваны не были заинтересованы в чрезмерном усилении экономической базы монастырей, с чем и связаны принимавшиеся в VII - VIII вв. законы, призванные ограничить ее. Кроме того, деятельность буддийской церкви старались держать под контролем, чему призвана была служить создаваемая государством система учреждений.

Когда в IX в. централизованное государство ослабло, буддийская церковь вышла из-под его контроля. В результате процесс распада государства пошел еще быстрее. Не случайно конфуциански настроенные деятели периода Корё видели в буддизме корень всех зол. Автор "Самгук саги" Ким Бусик завершает свой труд собственными размышлениями по поводу истории Силла: "Но, почитая законы Будды, не усмотрели их гибельных последствий, поэтому по его [Силла] городам и деревням протянулись пагоды и алтари, а простой народ убегал в монахи, все более уменьшалось число солдат и крестьян, государство слабело с каждым днем. И разве могло оно обойтись без смут и избежать своей гибели?!" [5, с. 294]. Разумеется, не буддизм явился главной причиной гибели Силла. Она была подготовлена все углублявшимся процессом ослабления авторитарной власти вана и неизбежным его следствием - подрывом устоев централизованного государства ростом частной земельной собственности отдельных сановников (которая к концу IX - началу X в. чуть ли не сравнялась по размерам с государственной собственностью); буддийское землевладение и буддийская церковь внесли свой вклад.

В целом весь период IV - IX вв. можно считать ранней историей буддизма в Корее. Основная его история, с которой связан и максимальный расцвет этой религии в Корее, протекала позже. Но именно в IV - IX вв. буддизм в Корее пустил глубокие корни и добился первых успехов. В этот период сложилась его социальная база, иерархическая организация, он стал государственной религией, т. е. были заложены те основы, которые обеспечили последующий расцвет буддизма в период Корё. Поэтому выводы работы, касающиеся IV - IX вв., помогают пониманию аналогичных процессов и в более позднее время и вместе с тем содействуют выявлению некоторых особенностей и черт развития корейского государства.