Состояние духовной культуры

Ни один вопрос не обсуждается православными богословами и церковными проповедниками так активно и с таким полемическим запалом, как проблема взаимосвязи религии и культуры. Цель обсуждения более чем конкретна: убедить советских людей, интересующихся различными аспектами культурного прогресса, в том, что религия первооснова культуры и ее глубинный стимулятор, а русское православие - главный фактор возникновения, становления и развития культурного наследия славянских народов нашей страны.

"В церкви, - уверяет своих читателей официальный орган Московской патриархии, - родилась русская национальная культура" (ЖМП, 1983, № 9, с. 79).

В этой связи и крещение киевлян рассматривается современными церковными авторами как начало культурного прогресса древнерусского общества, - прогресса, сводящегося к простому усвоению византийских эталонов культуры нашими предками, якобы не имевшими за душой ничего, кроме природной гениальности, понимаемой как способность к быстрому и глубокому усвоению готовых культурных форм. "Вместе с христианством, - утверждается в статье "Краткий обзор истории русской церкви", - русская церковь принесла на Русь самые высокие по тому времени византийскую образованность, культуру и искусство, павшие на добрую почву славянского гения и давшие свой плод в исторической жизни народа" (50-летие восстановления патриаршества. - ЖМП. Спец, выпуск, 1971, с. 25).

Такая интерпретация культурного прогресса, сводящая все к усвоению византийского наследия и не допускающая наличия у этого прогресса собственных древнерусских истоков, глубоко ошибочна и в общем-то оскорбительна для славянских народов нашей страны, изображаемых жалкими эпигонами. Между тем усвоение и творческое переосмысление элементов византийской культуры, попавших на Русь в ходе христианизации древнерусского общества (христианство в данном случае выполняло чисто коммуникативную функцию - выступало в роли простого передатчика этих элементов), стали возможными только потому, что в дохристианской Руси не было какого-то культурного вакуума, как утверждают современные церковные авторы, а существовал достаточно высокий уровень развития духовной культуры.

Это убедительно доказано советской исторической наукой, основывающейся на глубоком и всестороннем анализе культурного наследия наших далеких предков. "Богатейший фактический материал, - говорится в труде по истории культуры Древней Руси, - свидетельствует о высоте и самостоятельности древнейшей русской культуры и ее быстром прогрессе"¹. Высоко оценивая древнерусское искусство X и последующих веков, авторы двухтомной "Истории русского искусства" вместе с тем отмечают: "Истоки его восходят к предшествующей художественной культуре восточнославянских племен... Ко времени образования Древнерусского государства (т. е. ко второй половине IX века. - Н. Г.) у восточных славян уже сложились глубокие, разветвленные художественные традиции. Поэтому с первых шагов мастера древнерусского искусства могли создавать выдающиеся произведения"².

¹ (История культуры Древней Руси, т. 1, с. 5)

² (История русского искусства, т. 1, с. 7)

Опровергая расхожие домыслы об "отсталости древнерусской культуры" и отвергая попытки вывести эту культуру из христианизации древнерусского общества, один из крупнейших знатоков и ценителей культурного наследия народов нашей страны академик Д. С. Лихачев писал: "Русской культуре значительно больше тысячи лет. Она одного возраста с русским народом, с украинским и белорусским... Более тысячи лет русскому народному творчеству, русской письменности, литературе, живописи, архитектуре, скульптуре, музыке"¹.

¹ (Лихачев Д. С. Культура русского народа X - XVII вв., с. 5)

На наличие у нашего народа древних культурных традиций указывает академик Б. А. Рыбаков, многие годы посвятивший изучению древнерусского искусства. "Истоки русского народного искусства, отметил он, уходят в глубину тысячелетий", и поэтому "ко времени принятия христианства русское искусство находилось на достаточно высокой ступени развития"¹.

¹ (Рыбаков Б. А. Русское прикладное искусство X - XII веков. Альбом. Л., 1971, с. 8, 14)

А теперь обратимся непосредственно к духовному наследию наших предков, еще не принявших христианства, и посмотрим, кто прав: богословы или ученые.

Называя дохристианские формы духовной жизни язычеством, современные православные богословы и церковные проповедники характеризуют их как воплощение примитивизма и убожества. Язычество, утверждал автор статьи "Апостолам равный", отвечало лишь "нуждам скудным, потребностям малым, вкусам низким" (ЖМП, 1958, № 5, с. 48). Между тем даже та малая часть памятников духовной культуры дохристианской Руси, которая дошла до нас и стала объектом самого тщательного научного изучения, начисто опровергает подобные утверждения.

Экономическое и политическое развитие Древней Руси дохристианской поры, отличавшееся динамизмом и многокачественностью, породило множественность форм и проявлений духовной культуры, достаточно высокой для своего времени. К сожалению, очень многое из культурного достояния древнерусского общества безвозвратно утрачено: в том повинны и безжалостное время, и всесокрушающие стихийные бедствия (прежде всего пожары), и многочисленные вражеские нашествия, перемежавшиеся княжескими междоусобицами, и пренебрежительное отношение господствующих классов к народному культурному наследию. Есть доля вины (и притом немалая!) и на русской православной церкви: по ее повелению истреблялись как "порождения языческого суеверия" или предавались забвению многие произведения культуры дохристианского времени.

Но и то сравнительно немногое, что удалось сохранить и научно осмыслить, убедительно свидетельствует о большом культурном потенциале Древней Руси дохристианской поры, о наличии у наших далеких предков самых различных форм и проявлений духовной культуры, об их способности понимать и ценить прекрасное в жизни и в искусстве.

Как известно, эстетическое чувство формировалось у человека в процессе трудовой деятельности и под ее непосредственным воздействием. Наблюдая гармонию в природе и воспринимая ее как выражение прекрасного, люди стремились внести красоту и в свой труд: добивались того, чтобы и орудия труда и продукты трудовой деятельности были гармоничными, порождающими эстетическое наслаждение. Имея в виду именно эту особенность трудового процесса, К. Маркс отмечал, что "человек строит также и по законам красоты"¹.

¹ (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 94)

О тонком понимании в древнерусском обществе красоты красноречиво говорят совершенные для своего времени формы предметов труда и быта, высокий художественный уровень оформления оружия и воинских доспехов, изящество украшений. Изучив народную вышивку, академик Б. А. Рыбаков пришел к выводу, что ее сюжеты и композиционные решения, поражающие эстетическим совершенством, выработаны тысячелетия назад, когда христианства еще не было и в помине. С большим вкусом оформлялись древнейшие орудия женского труда - прялки: нанесенные на них старинные орнаменты и узоры отличаются высокой художественностью.

По найденным в кладах украшениям можно судить о том, что древние ювелиры не только владели технологией изготовления сложнейших поделок из золота, серебра, бронзы, но и обладали тонким пониманием прекрасного. Было такое понимание и у заказчиков этих украшений, чьим вкусам старались потрафить мастера.

Во всех книгах по истории культуры Древней Руси непременно упоминаются и восторженно описываются турьи рога из Черной Могилы в Чернигове, датируемые X веком. Их серебряная оправа, на которой вычеканен, по предположению Б. А. Рыбакова, сюжет черниговской былины об Иване Годиновиче, действительно относится к числу шедевров древнерусского искусства, свидетельствующих о наличии у наших предков большой эстетической культуры.

Ученые предполагают, что в Древней Руси дохристианской поры имелось живописное искусство. Оснований для таких предположений вполне достаточно. Если бы древнерусское общество не располагало живописными традициями, то не привилось бы так быстро и не достигло бы таких высот искусство фрески, мозаики и иконописи, стимулированное введением христианства. Имея в виду именно это обстоятельство, Б. А. Рыбаков писал: "Высокий уровень художественной выразительности, достигнутый древнерусской живописью, отчасти объясняется тем, что восприятие византийского мастерства было подготовлено развитием славянского народного искусства еще в языческий период"¹.

¹ (Рыбаков Б. А Культура Древней Руси, с. 34)

Наличествовали в Древней Руси и зачатки скульптуры - творчество резчиков по дереву и камню. Изготовлялись уничтоженные впоследствии статуи языческих богов: Перуна, Хорса, Велеса и др. Имелись статуэтки божков - покровителей домашнего очага и т. п. Одна из весьма сложных скульптурных композиций была найдена на берегу реки Буж (Буш), впадающей в Днестр. На камне пещеры - барельефное изображение мужчины, молящегося перед священным деревом с сидящим на нем петухом¹. Специалисты в области истории ваяния отмечают: "В народном искусстве языческой Руси, в монолитных, столбообразных, лаконичных объемах деревянных идолов уже выражалось развитое чувство крупной пространственной формы"².

¹ (См.: Греков Б. Д. Киевская Русь, с. 397)

² (История русского искусства, т. 1, с. 18)

Историки русского зодчества утверждают, что "впору превращения христианства в государственную религию Русь уже обладала развитым искусством архитектуры, имевшим глубокие исторические корни"¹. Еще четче выражена эта мысль в труде по истории русской архитектуры, где, в частности, сказано: "В IX в. сложилось мощное древнерусское государство. Архитектура этого государства была дальнейшим развитием архитектуры восточных славян предшествующего исторического периода на новой социально-экономической базе и на основе нового этапа развития их культуры... Только большая, накопленная веками культура восточных славян делает понятным блестящее развитие древнерусской каменной архитектуры X - XI вв. - времени расцвета Киевской Руси"².

¹ (Там же, с. 9)

² (История русской архитектуры, с. 15)

Разнообразным эстетическим содержанием были наполнены народные бытовые обряды, многие из которых включали в себя театрализованные действия. В Древней Руси тех далеких времен закладывались основы скоморошества - профессионального искусства бродячих актеров, пользовавшихся большой любовью и поддержкой широких народных масс. Раньше считалось, что скоморохи, впервые упомянутые в "Повести временных лет" под 1068 годом, вышли на историческую арену уже после обращения в новую веру населения Киевской Руси. Однако современные исследователи пришли к выводу, что скоморошество появилось "не после принятия христианства, а до него", что скоморохи "существовали и при язычестве"¹.

¹ (Белкин А. А. Русские скоморохи. М., 1975, с. 43)

Подлинным духовным богатством Древней Руси было устное народное творчество во всем многообразии его проявлений: песни на бытовые, обрядовые и исторические темы, пословицы и поговорки, сказания и былины.

Уже в глубокой древности имелись на Руси гусляры-сказители, чья слава нашла свое воплощение в образе легендарного Бояна, воспетого автором "Слова о полку Игореве". Ими создавались и непосредственно исполнялись песни на героические темы воспевавшие народных богатырей, защитников родной земли. "Автор "Слова о полку Игореве", - отмечает Б. А. Рыбаков, - еще знал какие-то песни о походах через степи на Балканы... что могло отражать события VI в., когда значительные массы славян победоносно воевали с Византией, и знал также еще более ранние песни-плачи о трагической судьбе славянского князя IV в. Буса, плененного в битве с готами и мучительно убитого ими"¹.

¹ (Рыбаков Б. А. Киевская Русь и русские княжества XII - XIII вв., с. 159)

Какая-то часть песен такого рода вошла в фольклорные произведения более позднего времени, но многие были впоследствии забыты, безвозвратно утрачены. "Если бы не так поздно, - сокрушался академик Б. Д. Греков, глубоко изучивший и высоко ценивший дописьменную культуру древних славянских народов, стали собирать и записывать русский эпос, мы располагали бы несравненно большим богатством этих ярких показателей глубокого патриотизма народных масс, их непосредственного интереса к своей истории, умения делать правильную оценку лиц и событий"¹.

¹ (Греков Б. Д. Киевская Русь, с. 402)

Историками Древней Руси отмечено, что в "Повести временных лет" и других летописных сводах использованы народные песни и былины, сложенные на много веков раньше. В их числе сказания о братьях Кие, Щеке, Хориве и их сестре Лыбеди; о мести Ольги древлянам, убившим ее мужа князя Игоря; о пирах киевского князя Владимира и о взятии им в жены полоцкой княжны Рогнеды и др. Выдающийся русский ученый В. О. Ключевский в своем "Курсе русской истории" называл эти сказания "народной киевской сагой". На основе тщательнейшего анализа Б. А. Рыбаков отнес сказание о Кие к VI - VII векам¹.

¹ (См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи, с. 36)

В жизни наших предков большую роль играли песни: свадебные, похоронные и т. п. Песнями сопровождались многие обряды и праздники; их пели на пирах и тризнах. И хотя до нас не дошли мелодии того времени, но исследователи обоснованно полагают, что последующие успехи в развитии песенного творчества и инструментальной музыки были бы невозможны без наличия у этого вида искусства древних традиций. Поэтому их вывод достаточно категоричен: "Древнерусское народное песенное и музыкальное творчество не было примитивным"¹.

¹ (История культуры Древней Руси, т. II, с. 494)

В далекие дохристианские времена уходит своими корнями былинное народное творчество, хотя значительная часть былинных сюжетов более позднего происхождения. По хорошо аргументированному заключению академика Б. А. Рыбакова основа былины об Иване Годиновиче появилась в IX - X веках. Примерно тогда же были сложены былины о Михайле Потоке и о Дунае (Доне Ивановиче). А былины о Вольге Святославиче и Микуле Селяниновиче ученый относит к кануну княженья Владимира Святославича¹.

¹ (См.: Рыбаков Б. А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи, с. 44 - 49, 52)

В более поздних записях (в частности, в "Повести временных лет") дошли до нас древние заклинания и заговоры. Примеры таких заклинаний приведены в тексте договора, заключенного между Киевской Русью и Византией в 944 году: "Те из них (участников договора. - Н. Г.), которые не крещены, да не имеют помощи и от бога, и от Перуна, да не защитятся они собственными щитами, и да погибнут они от мечей своих, от стрел и от иного своего оружия, и да будут рабами во всю свою загробную жизнь"¹. Туда же включены и многие старинные пословицы и поговорки: "погибоша аки обре" (о гибели племени обров (аваров), воевавшего со славянами), "мертвый бо срама не имам" (слова князя Святослава, сказанные перед битвой с византийцами) и т. д.

¹ (Здесь и далее "Повесть временных лег" цитируется по переводу, содержащемуся в издании: Повесть временных лет, ч. I. М. - Л., 1950, с. 232. При этом само издание не приводится, а указываются лишь страницы)

Многое из устного народного творчества Древней Руси не сохранилось не только потому, что записывать его стали очень поздно: первый сборник былин издали лишь в XVIII веке, когда многие элементы уже были утрачены. Роковую роль сыграло неприязненное отношение к древнерусскому фольклору и литературе, создававшейся на его основе, со стороны русской православной церкви, которая клеймила все это как язычество и старалась искоренить всеми доступными ей средствами. "Средневековая церковь, ревниво истреблявшая апокрифы и сочинения, в которых упоминались языческие боги, - отмечал академик Б. А. Рыбаков, - вероятно, приложила руку к уничтожению рукописей, подобных "Слову о полку Игореве", где о церкви сказано мимоходом, а вся поэма полна языческими божествами"¹.

¹ (Наука и религия, 1970, № 2, с. 95)

Следовательно, не бедна была Древняя Русь, еще не принявшая христианства, дописьменной культурой. Поэтому даже те в общем-то довольно ограниченные сведения о ней, которые дошли до нашего времени, убедительно опровергают богословские представления о древнерусском обществе, не побывавшем в горниле христианизации, как о торжестве бескультурья.

Не выдерживают сопоставления с фактами отечественной истории и утверждения современных церковных авторов о том, будто дохристианская Русь совершенно не знала письменности, которая якобы появилась лишь в процессе христианизации древнерусского общества и была введена в обиход стараниями церкви. А между тем утверждения такого рода высказываются все чаще на страницах богословских изданий и в храмовых проповедях. Так, например, протоиерей И. Сорокин заявил в одной из своих проповедей, что от церкви "русские люди получали письменность, образование и прививались к многовековой христианской культуре" (ЖМП, 1980, № 7, с. 45). Ему вторит архимандрит Палладий (Шиман), уверяя своих слушателей и читателей, будто только в ходе "крещения Руси" и благодаря ему у славянских народов нашей страны "вскоре появилась своя оригинальная письменность и самобытное искусство" (Православний вшник - далее ПВ, - 1982, № 8, с. 32). По уверениям протоиерея А. Егорова, "в монастырях зародилась первая русская письменность" (ЖМП, 1981, № 7, с. 46).

Ученые располагают достаточным фактическим материалом, доказывающим, что у восточных славян письменность начала складываться задолго до крещения киевлян. И в этом нет ничего неожиданного. Письменность, как и другие проявления культуры, возникла из потребностей социального развития - прежде всего из необходимости расширения возможностей общения между людьми, а также для фиксирования и передачи опыта, накопленного предшествующими поколениями. А такая необходимость стала настоятельной в эпоху формирования феодальных отношений на Руси, в период становления древнерусской государственности. "Нужда в письменности, - отмечает академик Д. С. Лихачев, появилась с накоплением богатств и развитием торговли: нужно было записать количество товаров, долги, различные обязательства, письменно закрепить передачу накопленных богатств по наследству и т. д. В письменности же нуждалось и государство, особенно при заключении договоров. С ростом патриотического самосознания появилась потребность вести запись исторических событий. Возникла необходимость и в частной переписке"¹.

¹ (Лихачев Д. С. Культура русского народа X - XVII вв., с. 16)

Опираясь на данные научных изысканий и на свидетельства древних авторов, Д. С. Лихачев высказал предположение, что "отдельные системы письменности существовали на территории Русской земли издавна, особенно в районах, прилегающих к северным берегам Черного моря, где когда-то располагались античные колонии"¹. Вот лишь некоторые из этих свидетельств.

¹ (Там же, с. 15)

Автор сказания "О письменах", написанного не позднее начала X века, отмечал, что, пока славяне были язычниками, они использовали в качестве письменности какие-то "черты" и "резы", при помощи которых "читали и гадали".

В "Паннонском житии Константина Философа" (Кирилла - создателя славянской азбуки) сообщается, что во время своей поездки в Хазарию (около 860 г.) он видел в Херсонесе (Корсуне) евангелие и псалтырь, написанные "русьскими письмены". Полагают, что книги были написаны "глаголицей" - древним славянским алфавитом, пришедшим на смену "чертам" и "резам".

О наличии письменности у восточных славян дохристианской поры сообщают арабские и немецкие источники X века: в них упоминается о надписи на памятнике воину-русу, о пророчестве, написанном на камне, который находился в славянском храме, о "русских письменах", присланных одному из кавказских "царей".

Следы древнерусской письменности обнаружены и археологами. Так, во время раскопок Гнездовских курганов под Смоленском (1949 г.) был найден глиняный сосуд, датированный первой четвертью IX века. На нем прочли надпись, обозначающую пряность ("горухща" или "горушна"). Значит, уже тогда письменность использовалась и для чисто бытовых целей.

Убедительнейшие доказательства существований начал письменности на Руси в дохристианские времена - тексты договоров, заключенных русскими князьями с Византией в первой половине X века.

Из текста договора 911 года, приведенного в "Повести временных лет", видно, что он был составлен в двух экземплярах ("на двою харатью"), один из которых подписывали греки, а другой - русские. Так же составлялся и договор 944 года.

В договорах констатируется наличие на Руси во времена Олега письменных завещаний ("пусть возьмет завещанное ему тот, кому написал умирающий наследовать его имущество" - договор 911 года), а во времена Игоря - сопроводительных грамот, которыми снабжались русские купцы и послы ("раньше послы приносили золотые печати, а купцы серебряные; ныне же повелел князь ваш посылать грамоты к нам, царям" - договор 944 года).

Полагают, что при создании славянского алфавита Кирилл и Мефодий могли использовать древние русские письмена. Эта догадка выражена в одной древнерусской рукописи, где, в частности, сказано: "А грамота русская явилася, богом дана, в Корсуни русину, от нее же научился Философ Константин, а оттуду сложив и написав книгы русскым языком".

Все это, вместе взятое, позволило советским историкам сделать вывод о том, что "потребность в письменности на Руси появилась уже давно, и целый ряд хотя и не совсем ясных известий говорит нам о том, что письменами русские люди пользовались и до признания христианства государственной религией"¹. "Нет никакого сомнения, - заключает профессор В. В. Мавродин, - в том, что у славян, в частности у восточных славян, русских, письменность появилась до принятия христианства и возникновение ее отнюдь не связано с крещением Руси"².

¹ (Греков Б. Д. Киевская Русь, с. 390)

² (Мавродин В. В. Очерки истории СССР. Древнерусское государство, с. 241)

Что же касается воздействия "крещения Руси" на дальнейшее развитие письменности, то оно было, вопреки утверждениям современных православных богословов и церковных проповедников, стимулирующим, но не определяющим, ускоряющим уже давно протекавший процесс, а не начинающим его. "Христианство, - подчеркивал один из крупнейших советских исследователей Киевской Руси академик Б. Д. Греков, - стало лишь одним из факторов, усиливающих потребность в письменности и несомненно ускоривших усовершенствование своего собственного алфавита"¹. Именно "одним из" - и не более того!

¹ (Греков Б. Д. Киевская Русь, с. 391)

Действительно, христианизация Руси, создавшая потребность в богослужебной и апологетической литературе, в разнообразных житийных материалах¹, в религиозно-назидательном чтении для верующих и т. п., дала могучий толчок дальнейшему развитию письменности и книжного дела. Но помимо христианства продолжали действовать (притом во всевозрастающей степени!) те стимуляторы развития письменности, которые существовали и в дохристианские времена: потребность в государственной и деловой документации, необходимость учета продукции и товаров, культурно-эстетические запросы, удовлетворяемые литературным творчеством, необходимость закрепления и передачи знаний и т. д.

¹ ("Жития святых" - религиозная литература биографически-назидательного содержания, прославляющая тех, кого церковь причислила к лику святых)

В частности, такая потребность в фиксировании и оценке исторических событий вызвала к жизни летописание, появившееся еще в дохристианские времена, но принявшее свои классические формы уже после утверждения христианства на Руси в качестве государственной религии.

Поэтому попытки современных православных богословов и церковных проповедников поставить русскую письменность в полную зависимость от "крещения Руси" и целиком вывести ее развитие из процесса христианизации древнерусского общества нельзя назвать иначе, как искажением исторического прошлого.

Наконец, явную тенденциозность, ведущую к попранию исторической правды, демонстрируют современные поборники православия при рассмотрении религиозного состояния Древней Руси. Причина этой тенденциозности - убеждение в том, что христианство (а значит, и русское православие) принципиально отличается от дохристианских верований, именуемых язычеством, как истина от заблуждения, свет от тьмы, и что только с утверждением православия на Руси началось приобщение наших предков к истинным религиозным ценностям, к подлинной духовности. Отсюда стремление представить религиозность древнерусского общества в канун крещения киевлян как выражение духовной неполноценности, как пребывание в "языческом невежестве", а принятие христианства - как обретение "истинной веры". Более того, язычество славянских народов характеризуется в современной церковной печати не только как заблуждение, суеверие, но и как состояние угнетенности, духовной кабалы, из которого их якобы вывела русская православная церковь, боровшаяся "с языческими предрассудками и суевериями, духовно закабалявшими народ" (50-летие восстановления патриаршества, с. 25).

Делается все это для того, чтобы советские люди воспринимали религиозность дохристианской Руси как состояние нераскрытых и неиспользованных возможностей духовной жизни, реализовать которые народ смог якобы только после приобщения к христианству и благодаря стараниям русской православной церкви.

На самом же деле христианство в познавательном отношении никак не совершеннее язычества. Конечно, у первого шире, чем у второго, объект отражения (не только природа, но и общество, классовые отношения, государство и т. п.), сложнее догматика, разнообразнее обрядность, больше включений нерелигиозных компонентов и т. д. Но от истины они одинаково далеки, поскольку являются фантастическим отражением действительности, представляют собой различные модификации веры в сверхъестественное.

Само христианство, выйдя на следующий по отношению к язычеству этап религиозного развития, продолжает нести в себе огромный массив языческого наследия, поскольку выросло оно из тех первобытных религиозных верований, совокупность которых получила название язычества. Различаются они лишь идеологически: в язычестве объектом искажения выступает первобытнообщинный строй, и поэтому оно является идеологией доклассовой, а в христианстве - рабовладельческий и феодальный, что делает эту религию классовой идеологией.

Действительно, вера в Троицу ничуть не ближе к истине, чем вера в Род и Рожаницы; Перун не реальнее Ильи-пророка, и, наоборот, христианский Власий ничем не возвышался над языческим Велесом, а православное богослужение точно так же не помогает верующему решать его жизненно важные проблемы, как и волхование. И поэтому эпохальность принятия христианства в качестве государственной религии Киевской Руси заключена не в нем самом, а в обстоятельствах социального характера. Она состоит не в замене "менее истинной" религии "более истинной", как утверждают церковные авторы в апологетических целях, а в исторической значимости перехода Древней Руси от доклассового общества, породившего язычество, к классовому, продуктом которого явилось и которому идеологически служило христианство.

Что же касается попыток идеологов современного русского православия скомпрометировать славянские религиозные верования указанием на их примитивность, несоответствие уровню развития древнерусского общества и духовным запросам населения Древней Руси, то они несостоятельны во всех отношениях.

Во-первых, религиозные верования дохристианской Руси полностью соответствовали породившей их эпохе. Скроенные по меркам доклассового общества, они были такими, какими им и следовало быть в условиях создавшего их первобытнообщинного строя. И пока родоплеменные отношения славян не изжили себя в достаточной мере и не уступили своих позиций феодальным отношениям, древнеславянское язычество оставалось единственно возможной формой религиозности на Руси, легко ассимилируя многие языческие верования и культы соседних народов, приспосабливая их к собственным нуждам.

Именно поэтому в общеславянском языческом пантеоне, который великий князь киевский Владимир Святославич первоначально намеревался сделать религиозно-идеологической опорой Древнерусской державы, оказались боги, почитавшиеся не только на Руси (Перун, Даждь-бог, Стрибог, Мокошь), но и по соседству (Хоре, Симург, или Симаргл).

Христианство же - религия развитого классового общества. Поэтому оно и не могло утвердиться на Руси раньше, чем там возникли и достаточно окрепли феодальные отношения. Пока островки феодализма тонули на Руси в океане родоплеменных структур, христианизация не принимала массового характера, а распространялась лишь на отдельных лиц и небольшие социальные группы.

Вот почему сам князь Аскольд и какая-то часть его дружины христианство приняли (если верить летописцу), но крестить всю подвластную им Киевскую Русь не могли, так как тогда еще не созрели социальные условия, оптимальные для классовой религии. Точно так же и княгине Ольге не удалось сколько-нибудь значительно продвинуться по пути христианизации Древней Руси, поскольку феодальные отношения еще не набрали силы. Даже ее родной сын Святослав отказался креститься, заявив, по свидетельству "Повести временных лет": "Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться". Уговоры не помогли - он, по словам летописца, "не послушался матери, продолжая жить по языческим обычаям" (с. 243).

Лишь после того, как феодальные отношения на Руси не просто зародились, но и достаточно укрепились, приобрели должный размах, создались реальные предпосылки для перехода от доклассовых форм религиозности, куда относилось и славянское язычество, к религии классового общества, каковым явилось христианство.

Во-вторых, религиозные верования и культы славян не были примитивнее той части вероучения и обрядности христианства, которую оно унаследовало от дохристианских религий и ассимилировало.

Глубоко и всесторонне изучив религиозные верования наших далеких предков, выдающийся советский ученый академик Б. А. Рыбаков убедительно доказал, что они не являются чем-то неполноценным и узколокальным. "Славянское язычество, - подчеркнул он, - часть огромного общечеловеческого комплекса первобытных воззрений, верований, обрядов, идущих из глубин тысячелетий и послуживших основой всех позднейших мировых религий"¹.

¹ (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 3)

В фундаментальном исследовании Б. А. Рыбакова "Язычество древних славян" на огромном археологическом и этнографическом материале показано, что религиозные верования, существовавшие на Руси во время принятия христианства, уходят своими корнями в глубокое прошлое. Они представляли собой продукт длительной эволюции, отражавшей основные этапы развития предков славян времен Киевской Руси.

Не только славянское язычество конца I тысячелетия н. э., но и религия праславян I тысячелетия до н. э. представляли собой сложную, внутренне противоречивую и тем не менее достаточно стройную систему верований и обрядов, в которой прослеживается вполне ощутимая тенденция перехода от многобожия (политеизма) к единобожию (монотеизму). Б. А. Рыбаков установил, что эта система многослойна: "архаичные представления, возникшие на ранних стадиях развития, продолжали существовать, несмотря на то что рядом с ними (так сказать, над ними) уже образовались новые наслоения"¹.

¹ (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 597 - 598)

В отличие от других исследователей, сосредоточившихся на изучении славянского язычества I тысячелетия н. э., Б. А. Рыбаков обратился к более отдаленным временам и там обнаружил истоки многих верований, бытовавших в канун "крещения Руси".

В частности, он предположил, что Велес (Волос) был для первобытных охотников палеолита¹ божеством охотничьей удачи и отождествлялся с медведем. В бронзовом веке² у пастухов он из Велеса-медведя превратился в "скотьего бога", каковым и оставался до времен Киевской Руси.

¹ (Палеолит - древний каменный век, существовавший до 10-го тысячелетия до н. э.)

² (Бронзовый век продолжался с конца 4-го до начала 1-го тысячелетия до н. э.)

Весьма древен матриархальный культ Рожаниц - богинь плодовитости и плодородия, воспринимавшихся как небесные Хозяйки Мира: мать Лада и дочь Леля. Над ними возвышалась Мокошь (или Макошь) - олицетворение Матери-Земли, в которой усматривали покровительницу урожая и одновременно прародительницу Мира.

С победой патриархата возникла идея мужского божества: сложился культ бога Вселенной - Рода. Б. А. Рыбаков считает неаргументированным традиционное представление о Роде как о покровителе семьи, мелком домашнем божке-домовом. По его мнению, "Род в русских средневековых источниках обрисован как небесный бог, находящийся на воздухе, управляющий тучами и вдувающий жизнь во все живое. Наибольшее количество грозных обличений направлено церковниками против общественных празднеств в честь Рода и Рожаниц. В этих обличениях славянский языческий Род приравнен к египетскому Озирису, библейскому Ваалу (Баал-Хадду), христианскому Саваофу, богу-творцу и вседержителю"¹. Б. А. Рыбаков полагает далее, что Род заслонил собою архаичных Рожаниц, функции которых никогда не выходили за пределы идеи плодовитости-плодородия. "В русской вышивке, - пишет он, - трехчастная композиция, состоящая из Макоши и двух Рожаниц с воздетыми к небу руками, представлена как обращение к небесному богу, в котором следует видеть Рода, "вдувающего жизнь". С небесным Родом, очевидно, связаны и моления на высоких горах, расположенных ближе к небу"².

¹ (Рыбаков Б. А. Язычество древних славян, с. 604)

² (Там же)

Иначе говоря, культ Рода содержал в себе, по достаточно убедительному предположению Б. А. Рыбакова, элементы "древнего дохристианского монотеизма", который религиозные идеологи (в том числе и богословы русской православной церкви) считают привилегией христианства.

Вслед за Е. В. Аничковым и некоторыми другими исследователями Б. А. Рыбаков предполагает, что выдвижение Перуна на первенствующее место в славянском языческом культе не имеет корней в первобытности, а связано с процессом становления древнерусской государственности. Поэтому поклонение Перуну не обрело силы традиции, и после христианизации Киевской Руси упоминание о нем исчезло раньше из летописей и церковных источников, чем ссылки на Род и Рожаниц.

Таким образом, даже относительно условная и во многом гипотетическая реконструкция древних славянских верований, осуществленная академиком Б. А. Рыбаковым и другими исследователями, убеждает в том, что попытки идеологов современного русского православия представить язычество славян как нечто аморфное, примитивное и бессистемное совершенно несостоятельны. Это была достаточно стройная и целостная конструкция, если и не равная" по сложности своей архитектоники христианству (оно все же является следующим этапом развития религии по сравнению с язычеством), то, во всяком случае, сопоставимая с ним.

Что же касается мировоззренческого содержания языческих и христианских верований, то с гносеологической точки зрения оно было практически тождественным - в равной мере ошибочным.

Возьмем, к примеру, следующее языческое представление о появлении человека, высказанное белозерскими волхвами в полемике с приверженцами христианства и приведенное на страницах "Повести временных лет": "Бог мылся в бане, распотелся, отерся ветошкой и бросил ее с неба на землю. И заспорил сатана с богом, кому из нее сотворить человека. И сотворил дьявол человека, а бог душу в него вложил. Потому-то, когда умирает человек, в землю идет его тело, а душа к богу" (с. 318).

Сравним рассказ волхвов с библейским повествованием о сотворении человека: "И создал господь бог человека из праха земного и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою" (Быт. 2, 7). Созданному им человеку бог сказал: "Возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься" (Быт. 3, 19).

И наконец, приведем по "Повести временных лет" высказывание по данному вопросу христианина Яна Вышатича, полемизировавшего с белозерскими волхвами: "Сотворил бог человека из земли, состоит человек из костей и кровяных жил, нет в нем больше ничего" (с. 318).

Сопоставив все три рассказа, нетрудно заметить, что языческое представление о появлении человека ничуть не примитивнее христианского - как изложенного в Библии, так и пересказанного обратившимся в новую веру христианином из ближайшего окружения князя Святослава Ярославича.

На одном уровне примитивности (если уж употреблять этот термин, охотно используемый богословско-церковными кругами Московской патриархии и лидерами русской церковной эмиграции) находятся такие компоненты языческого и христианского мировоззрения, как поклонение кумирам и почитание икон, обращение к духам и призывание святых, вера в сверхъестественные свойства волхвов и наделение "божественной благодатью" священнослужителей, уверенность в чудодейственности языческого фетиша и надежда на спасительную систему христианского креста. Подобные параллели можно продолжать до бесконечности, и некоторые из них будут раскрыты нами более обстоятельно. Но дело не в количестве сопоставлений, а в их существе. А оно таково: христианство является таким же искаженным отражением действительности, как и язычество. По справедливому замечанию Б. А. Рыбакова, "христианство отличается от язычества не своей религиозной сущностью, а только теми чертами классовой идеологии, которые наслоились за тысячу лет на примитивные верования, уходящие корнями в такую же первобытность, как и верования древних славян или их соседей"¹.

¹ (Рыбаков Б. А. Первые века русской истории, с. 53)

Следовательно, даже взятое в чисто религиозном аспекте, крещение киевлян не может рассматриваться как начало начал. Оно не ознаменовалось введением в Киевской Руси какой-то принципиально новой формы духовной жизни, прежде совершенно не практиковавшейся. Это был перевод древнерусского общества с одного религиозного уровня на другой, более высокий (не в мировоззренческом смысле, а в социальном), полнее отвечающий новому этапу общественного развития.

Такова реальная картина соотношения язычества и христианства в общем процессе религиозного развития Древней Руси. Принять ее идеологи современного русского православия не могут и не хотят, чтобы не подорвать важный богословский тезис о принципиальном отличии христианства от дохристианских (языческих) верований. Поэтому-то они и стараются вырыть пропасть между христианством и язычеством, поэтому и рассматривают христианизацию Киевской Руси в отрыве от дохристианского этапа религиозного развития древнерусского общества.

Из сказанного видно, что у современных православных богословов и церковных проповедников нет оснований утверждать, будто отечественная история начинается с принятия христианства киевлянами. Безосновательны и их заявления о том, что русская православная церковь якобы "стояла у истоков русского национального самосознания, государственности и культуры" (ЖМИ, 1970, № 5, с. 56) и имела перед собой "непросвещенную душу русского человека" (ЖМП, 1982, №5, с. 50).

Утверждения такого рода не имеют ничего общего с истиной. Они искажают историческую правду и делают это в расчете на то, чтобы, завысив масштабность крещения киевлян и преувеличив его роль в отечественной истории, заставить всех советских людей (в том числе и неверующих) воспринять это событие как начало всех начал и отнестись к его предстоящему юбилею как к общенародному празднику.

Такими искажениями стараются воспользоваться в идеологически диверсионных целях реакционные круги русской церковной эмиграции, противопоставляющие крещение жителей древнего Киева как "истинное начало" отечественной истории Великой Октябрьской социалистической революции как якобы "ложному началу". Аргументированно доказывать полнейшую несостоятельность подобного противопоставления разномасштабных событий и убедительно разоблачать подлинные цели данной акции церковно-эмигрантских фальсификаторов истории - обязанность не только ученых-историков, но и популяризаторов исторических знаний, идеологических работников, пропагандистов научного атеизма. Это патриотический долг каждого советского человека, знающего историю своей Родины, прошлое своего народа и умеющего правильно, с научных позиций освещать каждый этап исторического развития страны.

Следовательно, обращение к временам дохристианской Руси и правильное освещение их - не простая дань исторической старине, не удовлетворение праздного любопытства и не ориентация на прошлое. Это - решение задачи, имеющей прямой выход на современность: опровержение религиозно-идеалистической интерпретации отечественной истории и разоблачение попыток церковников-эмигрантов использовать эту интерпретацию в антисоветских целях.