Предназначение и причастительное богослужение

Все люди подразделялись в соответствии с принципом трехчленного деления на плотских, психичных и духовных.

Павел не сомневается, что первые - это те, что живут погруженные в потребности материальной жизни; вторые еще чувствуют себя связанными нормами формальных предписаний, действующих внутри общины; и только духовные отмечены благодатью. Всякое их действие превращается в доброе деяние, даже без того, чтобы они сами это осознавали.

Речь идет о неисповедимом выборе. Сам по себе человек предрасположен всего лишь к "рабству греха": он не творит добра, которого хотел бы, но, напротив, предрасположен делать зло, которого бы не желал причинять (Римлян., 7:14 - 25). Потому и дан человечеству богом закон, чтобы оно убедилось в своей неспособности управлять самим собой в соответствии с собственными нормами и отдалось бы с доверием воле бога. Кто исключен из этого состояния избранности, тот погибший человек.

Мы вступаем здесь в область теологического детерминизма. Абстрактные богословские изыскания, впрочем в то время еще не начались - они были бы тогда смехотворны; за идеей божественного предначертания, утверждавшейся в страстных и бурных спорах, просматривается лишь тот факт, что в правовой и нравственной структуре общества что-то, не ладится и новый путь не только возможен, но и неотвратим.

В господствовавших в греко-римском мире условиях "предназначенные" неизбежно осмысливали преобразования в мире в их религиозном выражении, а не в области конкретных экономических и социальных отношений. В известных пределах даже идеология Павла могла восприниматься как стихийный отклик "отчужденного" человека на запросы гражданского общества, на историчность реальной жизни.

Несовместимость веры и закона аргументировалась при помощи целой серии софизмов, которые предвосхищали методологию талмудистов. Этот метод очевиден в двух наиболее значительных посла пнях всего эпистолярного сборника: к общине галатов в центральной зоне Малой Азии и в письме к римлянам.

Павел движется в русле иудаистской традиции, и закон для него - это то, что передано евреям в Писании, то есть в Ветхом завете. Патриарх Авраам рассматривается, однако, в качестве родоначальника "колена" христианского, поскольку он верил в обещание Яхве до того, как были обнародованы законы Моисея. Обращенные, каково бы ни было их национальное происхождение, - это новые "сыны Авраама", настоящие иудеи.

Подобное убеждение в чем-то соприкасается с расизмом - расизмом "наоборот". Павел распространяет на христианские общины идею этнической исключительности, которой были так горды иудеи средиземноморской диаспоры. Христиане, наследники и после. иудеев, сравнивались с ветвями дикой маслины, витыми к стволу маслины домашней, чтобы заставить вновь зацвести старое дерево (Римлян., 11:17 - 24). По этому пути христиане пойдут очень далеко, вплоть до превращения божества Ветхого завета во врага человечества, злого бога, что и будет затем объектом спекуляций Маркиона и гностиков.

И сам Христос мало-помалу отдаляется в Павловых посланиях от просто мессианской фигуры первых писаний.

Человек осужден умирать из-за грехопадения Адама, хотя его грех еще не акт вожделения, как скажет впоследствии св. Августин, а уход от некоторых ревнивых норм, навязанных богом патерналистского типа, аналогичным Зевсу греческой мифологии, жестоко карающего Прометея за то, что тот открыл людям секрет огня. Христос - это "новый Адам", который своим самопожертвованием, "дорогой ценою", выкупил человека у смерти (1 Коринф., 7:23), - экстравагантная, но тотчас воспринятая угнетенными слоями концепция.

Благодаря обряду крещения верующий умирает для мира, освобождается от "прежнего человека" и обеспечивает себе выживание в результате воскресения из мертвых. Для Павла крещение лишь акт веры, свидетельство того, что "смертное сие облечется в бессмертие" (1 Коринф., 15:54); без этого испытания верующие "пропадут", в том числе и те, кто уже умерли. Таково настоящее кредо новой веры. Однако посвященные в иные культы спасения рассуждают точно так же.

Причастительное богослужение восстанавливает некоторые древние иудаистские традиции, отмеченные также в манускриптах Мертвого моря. Но ему присущ и обряд священной трапезы мистических религий, в которых осуществлялся мистический союз индивида с богом. Реальное присутствие Христа связывается, впрочем, с нравственным поведением участников трапезы. Если в их среде возникает разлад, если обнаруживаются достойные осуждения поступки, если среди сотрапезников оказываются такие, что едят досыта, оставляя других голодными, священная вечеря лишается всякого значения. В таком случае, "кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе" (1 Коринф., 11:29).

Официальное освящение священнослужителем хлеба и вина еще не практикуется.

Причастие по Павлу - это коллективный обряд, основанный на взаимной солидарности любви. Греческий термин "агапе" - "коммуна с культом мистерии" - вскоре станет обозначать само собрание верующих для братской вечери еще до того, как примитивная литургия превратится в таинство. Слово "таинство" (sacramentum - перевод на латинский язык греческого слова "мистерия") первоначально означало обряд посвящения, инициации.

Взгляды Павла принимались не всеми.

В некоторых местах его эпистолярного цикла звучит эхо ожесточенных споров между соперничавшими проповедниками, столкновения чувств, которые можно счесть чем угодно, но только не благожелательным порывом. Таков Аполлос, с уважением поминавшийся в раннехристианские времена, - еврей из Александрии, "муж красноречивый и сведущий в писаниях", который был "наставлен в начатках пути господня" (Деян., 8:24 - 25), гневно обличенный, однако, апостолом Павлом в двух посланиях к коринфянам за его чисто аллегорическое толкование учения о спасении - в духе "мудрости мира сего". Павел прибег к игре слов, понятной только говорящим на греческом языке, и назвал его последователей среди христиан Коринфа "аполлуменой" (ср. имя толкователя - Аполлос. - Пер.), что означает "осужденные", "проклятые" (1 Коринф., 1:18)¹.

¹ (В русском тексте православной Библии - "погибающие". - Прим. пер.)

Борьба против Павла продолжалась в течение всего второго столетия.

Почти все писания, возникшие в Малой Азии, такие, как послания Варнавы и Игнатия или мартиролог Поликарпа, следовали его учению. Те же, что происходили с "римского запада" (как, например, авторы послания Климента или авторы "Пастыря" Гермы), отражают иные умонастроения. В конце концов происходит слияние обоих течений, и учение Павла принимается впоследствии большинством церквей, хотя и не без эпизодических, но показательных противоречий.