Глава IX. При последних Сасанидах

Хосров Справедливый

Хосров Аноширван, вступивший на престол в 531 г. н. э. и царствовавший почти пятьдесят лет,- самый известный из сасанадских царей. Это объясняется разными причинами. Он был могущественным правителем, и его травление, относящееся к концу сасанидского периода, относительно хорошо засвидетельствовано письменными источниками. Из-за маздакитского движения и связанных с ним волнений Хосров был вынужден принять целый ряд мер, благодаря которым его и запомнили. Кроме того, во время его правления родился Мухаммед, что стало, конечно, зловещим событием для зороастризма, но благодаря этому событию царствование Хосрова привлекло мусульманских историков.

Среди арабских произведений, касающихся Хосрова, до нас дошел перевод небольшого сочинения, называемого Карнамаги-Аноширван ("Книга деяний Аноширвана") и претендующего на то, что оно является записью его мыслей и деяний. Из этого сочинения явствует, за что он получил свой второй "титул" - "Справедливый"; оно содержит перечисление провозглашенных Хосровом принципов, на основании которых он действовал: "Я благодарю Бога... за все благодеяния, которые он мне оказал... Множество благодеяний вызывает в ответ глубокое чувство благодарности... И поскольку я считаю что благодарность должна выражаться и словами, и делами, я стремился поступать так, чтобы наилучшим образом угодить Богу, и я (понял, что, пока существуют небо и земля, горы остаются недвижимы, реки текут и земля хранит чистоту, благодарность эта заключается в справедливости и законности" (Карнамаг, "перевод Гриньячи, с. 26). Если два последних арабских слова заменить на авестийское аша, то станет ясно, что это совершенно зороастрийское изречение, подтверждающее обязанность людей поддерживать великий мировой и моральный закон и тем самым защищать все благие творения Ахура-Мазды. По своему духу эти слова действительно напоминают Гаты, а по величавости и основной идее под стать словам Дария Великого, высеченным "а камне на тысячу лет раньше.

Золотая пластина из Амударьинского клада с изображением древнего иранца, держащего в руке барсом из длинных прутьев

Три знатных парса в скорбных позах (Накши-Рустам)

Гробница ахеменидского царя Артаксеркса I (Накши-Рустам)

Скальный рельеф (Накши-Рустам) Сасанидский царь Аодашир I (слева) получает венец царской власти от Ормазда Под копытами его коня - парфянский царь Ардабан V, а конь Ормазда попирает Ахримана

Сасанидский верховный жрец Кирдэр и его пехлевийская надпись (Накши-Раджаб возле Персеполя)

Такую булаву с бычьей головой обычно держит парсийский священнослужитель во время посвящения в сан в знак того, что вступает в борьбу с силами зла

Фрагмент пехлевийской рукописи

Зал для богослужений и других религиозных обрядов в храме огня (г. Бомбей, XIX в.)

Священнослужитель-парс, прикрыв рот покрывалом-падан, держит в руках короткий современный барсом из металлических стержней

Дахма - погребальная башня селения Чам возле Иезда. В небольшом конусообразном здании (крайнее слева) горело неугасимое пламя. Остальные сооружения предназначались для похоронных церемоний

Современный храм огня (г. Йезд). В центре бассейна - бюст Манекджи Лимджи Хатариа. На первом плане - дрова для священного огня. Слева - гранатовые деревья (Фото Barnaby's Picture Library)

Для сасанидского царя справедливость, однако не имела ничего общего с социальным равенством, и Хосров восстановил прежнее общественное устройство вернув всех бунтарей и недовольных на их старые предназначенные им, как он считал, от бога места. Впоследствии Хостов старался защищать крестьян и ремесленников от незаконных поборов и поручил надзор за этим по свидетельству его "Книги деяний", главе зороастрийской общины - Мобадан мобаду.

На протяжении всего правления Хосров тесно сотрудничал с духовенством, и ею религиозные убеждения, а также энергичная поддержка официальной церкви обеспечили ему почетное место в истории веры, излагаемой в Динкарде. Большой пассаж, посвященный Хосрову в этом сочинении и восходящий к современному источнику, гласит: "Его нынешнее величество, Царь царей Хосров, сын Кавада, после того как подавил ересь и злые силы и дал им полнейший отпор в соответствии с откровением "веры, тогда он сильно продвинул точное знание и изучение в деле всех ересей во всех четырех сословиях... И на соборе всех областей он провозгласил: "Истина религии почитания Мазды признана. Мудрецы могут с уверенностью утверждать ее действительность 1утем обсуждений. Но деятельная и сознательная пропаганда религии должна вестись в основном не путем осуждений, а при помощи благих мыслей, благих слов благих дел с вдохновением Благого духа, с поклонением божествам-язата, совершаемым в полном соответствии со священным писанием. То, что провозглашали верховные жрецы Ормазда, то и мы провозглашаем, "потому они признаны у нас обладающими духовной прозорливостью... Царство Ирана продвинулось, опираясь на учение религии почитания Мазды, (которое вобрало в себя знание всех, кто был до нас, (предназначенное) для всего мира. У мае "нет споров с теми, кто имеет иные убеждения, потому что мы знаем столько (истины) на авестийском языке в точной устной передаче и в письменных источниках, в книгах и записях, а также в толкованиях на обычном языке,- в целом владеем всей мудростью религии поклонения Мазде" (Динкард 413, 9-414, 6; Zaehner, 1955, с. 8-9).

Судя по терпимому тону, эти слова, видимо, высказаны в конце царствования Хосрова, когда была восстановлена неприкосновенность государственной религии, что позволило Хосрову оставить прежнюю суровость по отношению к маздакитам. Относительная "мягкость проявляется и в следующем отрывке из его "Книги деяний": "Мобадан мобад представил на наше рассмотрение [дело] нескольких человек, которых он назвал и которые принадлежат к знати... Вера этих людей была противна той, которую мы унаследовали от нашего пророка и ученых людей нашей религии. [Мобадан мобад предупредил нас], что эти люди тайно обращают в свою веру и призывают народ принимать ее... Я повелел привести этих еретиков ко "мне и поспорить с ними... Потом я приказал изгнать их из (моей столицы, из моей страны и моего царства и велел, чтобы все, кто разделяет их верования, последовали бы за ними" (Карнамаг, с. 18-19).

В Карнамаге (с. 19-20) Хосров также рассказывает о том, как ему добровольно покорилась часть хазар (именно тюрки угрожали теперь Ирану на севере). Он поселил их внутри страны, поручив им охрану границ в этой области. Затем он продолжает: "Я приказал построить храмы нашим жрецам. Я поручил им научить тюрок, подчинившихся нашей власти, тем прямым преимуществам, которые приносят покорность царям в этом мире и награды, следующие за это, в загробной жизни. Я повелел им внушить тюркам обязанность любить нас, быть праведными и верными, воевать с нашими врагами; и [я попросил их) обучить молодых людей нашим верованиям и обычаям". Хотя приказ этот и объяснялся в первую очередь политическими мотивами, очевидно, никаких возражений против принятия этих неиранцев в число зороастрийской паствы не имелось, если, разумеется, они соответствующим образом были бы обучены и принимали новую веру охотно.

Запись Авесты

В приведенном выше отрывке из Динкарда упоминается об Авесте и в устной, и в письменной передаче, потому что к тому времени неизвестный гений из зороастрийских жрецов разрешил проблему записи священных текстов, изобретя "авестийский" алфавит, отличающийся изумительной точностью. Он основывался на том пехлевийском письме, которое использовалось в середине сасанидского периода, но вместо двадцати в нем было сорок шесть букв, причем новые созданы путем модификации пехлевийских знаков.

Авестийский алфавит позволял изображать каждый гласный и согласный и, по существу, по своей точности уподобился современной "международной фонетической транскрипции". Серьезное возражение против записи Авесты, заключавшееся в том, что священные звуки ее передать точно невозможно, таким образом, было преодолено.

Используя великолепное новое изобретение, персидские жрецы принялись фиксировать все сохранившиеся авестийские тексты, очевидно, делая это под диктовку, потому что со времени Тансара именно их назначили хранителями канона священного писания. Разумеется, они пользовались тем произношением авестийских текстов священниками, которое было принято тогда в Парсе и которое немного отличалось от произношения других областей. Однако, принимая во внимание огромный промежуток времени и колоссальное пространство, отделяющее среднеперсидсюий не только от диалекта Гат, но и от младоавестийского, можно лишь восхищаться тем, как точно сохранился священный язык.

Конечно, неизвестно, существовали ли где-либо в VI в. н. э. авестийские тексты, оставшиеся вне сасанидского канона. Это кажется маловероятным, потому что зороастрийские жрецы были более склонны к тому, чтобы собирать и соединять тексты, а не исключать их. Неизвестно, сколько времени потребовалось для того, чтобы все записать, но в сочинении IX в. н. э. говорится, что "на совете Хосрова Аноширвана, Царя царей, сына Кавада, Мобадан мобад, некий Вех-Шапур, "огласил двадцать один раздел [наск] так, как было решено и постановлено"" (Bailey, 1943, с. 173). Большая саса-нидская Авеста состояла из двадцати одного наска, или раздела, в соответствии с двадцатью одним словом молитвы Ахунвар.

Наски, в свою очередь, подразделялись на три группы по семь в каждой. В первую группу входили Гаты и все относящиеся к ним тексты, во вторую - сочинения по ученой схоластике, а в третью - трактаты-наставления для жрецов (наподобие Вендидада), кодексы законов, различные тексты, включая яшты, в которых выискивали материал, дополнявший богослужения. Но сами по себе они не включались в ежедневные службы жрецов. Лучше всего сохранились самый длинный Фраеардин-яшт, читаемый по покойнику и во время похоронного обряда, а также яшты, посвященные Михру и Анахид. Неудивительно, что гимн Ардвисуре Анахите, любимому божеству сасанидской династии, носит следы использования "блуждающих" стихов, встречающихся не только в одном яште, а также содержит заимствования из гимнов другим божествам, в особенности божеству Аши.

Упоминание об обнародовании на совете Большой Авесты из двадцати одного наска, видимо, подразумевает, что копии этого огромного труда послали главным жрецам в провинции, так что в одно время существовало по крайней мере четыре его экземпляра - в Парсе, Мидии, Парфии и Систане. Каждый список был помещен в книгохранилище какого-либо храма огня для изучения его там учеными жрецами. Письменная Авеста, видимо, оказывала мало влияния на священнослужителей, не говоря уже о простых мирянах; зороастрийская община продолжала совершать богослужения и молиться словами, которые верующие выучивали наизусть, передавая их от отца к сыну, не имея нужды и не умея обращаться к письменным текстам.

Литература на пехлеви

Ученые жрецы сразу же воспользовались, как кажется, теми богатыми новыми возможностями, которые давало им владение письменными текстами. Большая Авеста сопровождалась среднеперсидским толкованием - Зэндом, - которое тоже теперь было полностью записано (хотя и несовершенным пехлевийским письмом с его идеограммами); кроме прочих сочинений они составили извлечения и сборники из Зэнда на различные специальные темы, предназначенные для просвещения собратьев, а возможно, и для обучения знатных мирян. Самое важное из этих сочинений - Бундахишн ("Мироздание"), называемое также Занд-Агахих, то есть "Знание Зэнда",- дополнялось и переделывалось на протяжении поколений, так что в конце концов превратилось в огромный труд, посвященный трем основным темам: мирозданию, природе земных творений и Кейанидам как предполагаемым предкам сасанидской династии.

Распространение грамотности привело к тому, что в конце сасанидского периода были написаны и многие другие, менее крупные сочинения на религиозные (и светские) темы, но большинство из них известно нам лишь по названиям. Популярностью пользовались сборники афористических высказываний, приписывавшихся знаменитым мудрецам далекого прошлого или же сасанидского времени. Одни из афоризмов содержат житейскую мудрость, другие - нравственные поучения; назывались такие афоризмы по-среднеперсидеки андарз ("наставление"). Важным сочинением, написанным, видимо, в VI в. н. э. и развившимся из этого древнего вида литературы, является Дадестани-Меноги-Храд ("Суждение Духа мудрости").

В этом сочинении, составленном в виде вопросов и ответов, спрашивающий пытается установить истину зороастризма и получает наставления от самого Духа мудрости, который провозглашает: "Сперва я, природная мудрость, была с Ормаздам. И создатель Ормазд создал, и сохраняет, и направляет божества-язата творений земли и неба и все прочие творения благодаря силе... природной мудрости" (Дадестани-Меноги-Храд LVII, 4-5). Затем Дух мудрости просвещает спрашивающего относительно основных догм веры, указывает моральные принципы, которыми он должен руководствоваться в жизни, и сообщает краткие сведения о традиционных знаниях в различных областях, извлеченные из Авесты. В изложении делается особый упор на дуализм. "Божества-язата не дают человечеству ничего, кроме блага, Ахриман и дэвы - ничего, кроме зла" (Дадестани-Меноги-Храд LII, 15). В числе непременных обязанностей верующим предписывается (молиться трижды в день, "обратившись лицом к Солнцу и Михру, движущимся вместе", отмечать праздники-гахамбары, заключать браки-хведода, поклоняться божествам-язата и воздерживаться от почитания изображений (Дадестани-Меноги-Храд LIII, 3; IV, 5; II, 93). Это они должны делать на средства, заработанные собственным усердным трудом. Верующие из этих же средств обязаны давать приют странникам, помогать беднякам и оказывать благодеяния всем добрым людям (Дадестани-Меноги-Храд IV, 6-8; II, 42-44).

Эта книга, написанная простым и понятным языком, явно предназначалась мирянам, и есть свидетельства других источников о том, что в сасанидское время образованные миряне глубоко интересовались проблемами веры. В небольшом сочинении "Хосров-уд-Редаг" ("Хосров и паж") изображается Хосров, спрашивающий юношу из хорошей семьи (он сын знатного отца, а мать - дочь первосвященника) о его познаниях для того, чтобы проверить пригодность молодого человека быть пажом.

Ответы юноши свидетельствуют о том, что он гурман, знаток музыки и поэзии, духов и цветов, любитель женщин и ценитель лошадей, и живо воссоздают обстановку изысканной роскоши. Вместе с тем молодой человек демонстрирует знакомство с религией: "В должное время меня послали в школу (фрахангестан), и я был очень прилежен в учении: выучил Ясну и Хадохт, Яшты и Вендидад наизусть, как священник, и прослушал Зэнд, отрывок за отрывком. А мои навыки в письме таковы, что я пишу охотно и быстро и ценю красоту письма" (Bailey, 1943, с. 160). Фрахангестан, видимо, был общей школой (фраханг - "воспитание"), отличавшейся от специализированной школы для жрецов - эрбадестан или школы для писцов - дибирестан.

Слова литературного героя подтверждаются примером из действительной жизни, а именно историей о Михрам-Гушнаспе, знатном персе, принявшем христианство и под именем Гиваргиса погибшем мученической смертью в 614 г. при Хосрове II. Со стороны отца Михрам-Гушнасп связан родством с сасанидской царской семьей, а его мать-дочь первосвященника. Он рано осиротел, и его воспитывал дед по отцовской линии, который, хотя и был мирянином, с детских лет обучал мальчика (как повествует христианский биограф) "персидской словесности и религии магов, так что уже в семь лет он мог читать наизусть Ясну и держать барсом... таким образом, что рассказы о его способностях побудили Царя царей Хормазда (сына Хосрова I) пригласить его ко двору и заставить прочитать что-нибудь из религии магов. Он незамедлительно это исполнил". Царь был доволен и назначил его пажом; позднее юноша благочестиво заключил брак-хведода, взяв в жены свою сестру (Hoffman, 1880, с. 93-95).

Религиозные обряды

Сестра Михрам-Гушнаспа вряд ли была так же образованна, как и ее брат. Женщины вообще не имели возможности учиться искусству письма, но, видимо, богатые, знатные дамы слушали не только баллады поэтов и сказки, но и назидательные сочинения, читавшиеся вслух домашним священником. Источники позволяют предполагать, что знать и видное духовенство имели много общего в отношении религии, так как первые, обладая свободным временем, могли выучить священные тексты и исполнять обряды, которые составляли профессиональные обязанности вторых. Ничего почти не известно о средних классах - о торговцах, ремесленниках и мелких землевладельцах; иногда в литературе упоминаются и бедняки, и ясно, что их религиозная жизнь, какими бы благочестивыми и осведомленными во всем они ни были, оставалась более простой. Например, они никогда не употребляли барсом, наличие которого цари и знать считали необходимым для некоторых совершавшихся ими неофициальных богослужений. Указывается, что богослужение бедняков могло тем не менее быть даже более достойным, чем у царей. Об этом рассказывается в истории о том, как однажды Хосров Аноширван пышно праздновал шестой праздник-гахамбар, пригласив на пир всех подданных - и знатных, и простых. Ему приснилось, что больше заслуг приобрел бедняк, который не смог прийти на пир. Не имея средств, он продал створку двери, чтобы отметить праздник "насколько мог хорошо", и, таким образом, лишил себя необходимого (в чем у царя не было нужды), но почтил бога (Dhabhar, с. 325).

Одним из предписаний веры, которое исполнялось всеми, но с различным тщанием, был особый обычай, именовавшийся "взятие вадж". Вадж (по-персидски бадж) значит "слово" или "изречение". Обычай заключался в произнесении авестийских мантр (молитв, изречений) перед тем, как заняться чем-нибудь в течение дня, например перед едой, сном или купанием, а также перед исполнением каких-либо религиозных ритуалов. За "взятием вадж" следовало молчание, а в конце произносилась другая мантра. Цель этого обычая - окружить любой поступок надежной защитой из священных слов, эффективность которых могла бы быть нарушена, если бы они прерывались обычной речью.

Соответствующее действие могло быть и чем-то вроде священнодействия, подобно еде или питью, или же просто таким делом, во время которого совершающий его подвергается риску попасть под влияние злых сил. От исполнявшего обычай требовалась строгая внутренняя дисциплина. Однако имеется масса свидетельств, что этот обычай неукоснительно выполнялся и царями, и простыми людьми, причем иногда даже в чрезвычайных обстоятельствах - во время бегства от врага. Как объяснил один зороастриец византийскому императору, если верующий не исполнит обычай "взятия вадж", то не захочет выпить ни капли воды, даже страдая от жажды (Шахнаме IX, с. 34).

Когда византийский князь пытался обманным путем заставить Хосрова II примириться с христианской религией, то царь будто бы воскликнул: "Не дай бог мне оставить веру моих предков, избранных и чистых владык земли, и перейти в веру Христа - не совершать вадж во время еды и стать христианином!" (Шахнаме VIII, с. 310).

Законы очищения также соблюдались, очевидно, всеми - и знатными, и простыми, хотя дошедшая до нас информация об этом отрывочна (не считая собственно пехлевийских сочинений). Мы уже упоминали о том, как Вахрам V поручил свою 'Невесту-индианку верховному жрецу храма Адур-Гушнасп для того, чтобы она подверглась очищению (несомненно, включавшему обряд-барашном), прежде чем войти в его семью. У Сасанидов среди цариц и наложниц было много иноземных женщин, включая иудеек, христианок и тюркских язычниц, и хотя, видимо, им не возбранялось придерживаться их собственной веры, но эти женщины все обязаны были, подобно дочери индийского царя, соблюдать зороастрийские законы очищения для того, чтобы не нарушать ритуальную чистоту царя. Христианские авторы сообщали, что в "религии магов" наибольшее значение придавалось тому, чтобы женщины во время месячных содержались отдельно и не смотрели на огонь или свечу. Когда сестра и жена Михрам-Гушнаспа приняла христианство, она ознаменовала свое отречение от веры предков тем, что взяла в руки жаровню с огнем во время месячных, швырнула ее на землю и растоптала угли ногами, тем самым совершив, с точки зрения зороастрийца, двойной смертный грех (Braun, 1915, с. 99).

Причины, по которым эта женщина сменила веру, не были ни интеллектуальными, ни духовными. Заболев, она тщетно совершала возлияния и молилась божествам-язата. Затем она решила поститься по-христиански и одновременно исцелилась и обратилась в христианство. Сам Михрам-Гушнасп был убежденным христианином и проявил себя яростным и опасным противником старой веры. Между ним и неким магом произошел будто бы нижеследующий диспут (Braun, 1915, с. 109). Маг заявил:

- Мы никоим образом не считаем огонь богом, мы только молимся богу посредством огня, так же как вы молитесь кресту.

Михрам-Гушнасп сказал:

- Но мы не говорим, как вы говорите огню: "Мы молимся тебе, крест, бог".

Маг заметил:

- Это не так.

Но хорошо обученный Михрам-Гушнасп привел примеры из текстов и сказал:

- Так говорится в вашей Авесте, что это бог. Загнанный в угол, маг изменил свое прежнее мнение и сказал:

- Мы поклоняемся огню потому, что он той же природы, как Ормазд.

Михрам-Гушнасп заметил:

- У Ормазда есть все то же, что и у огня?

- Да, - ответил маг.

- Огонь сжигает помет и конский навоз, короче говоря, все, что попадает в него. Поскольку Ормазд той же природы, то истребляет ли он все так же, как огонь? - сказал Михрам-Гушнасп.

Затем Михрам-Гушнасп спросил:

- Почему вы не поклоняетесь огню, пока он находится скрытым в камнях, дереве и других предметах? Вы же сначала зажигаете его, а потом молитесь ему. Между тем вы сперва делаете его достойным поклонения, а без вас он не таков. Но все это не имеет значения; ведь огонь не может отличать мага, который приносит ему жертвы, от человека, который не поклоняется ему, он горит одинаково для обоих.

Маг, как рассказывается далее, будто бы после этих нападок умолк, но власть была на его стороне, и в конце концов Михрам-Гушнаспа умертвили по приказу царя.

Зороастрийская церковь, пользующаяся поддержкой короны, управляла жизнями верующих во всех отношениях, а то, что духовенство и толковало, и приводило в исполнение законы, придавало ему громадное влияние. Некоторые судебные дела, приводимые в своде законов "Мадигани-Хазар-Дадестан", говорят о беззастенчивом использовании духовенством своей власти за счет мирян. Одно из таких дел (Мадиган 31)^* заключается в том, что некто оставил все свое имущество жене и детям, но впоследствии - возможно, "а смертном одре его уговорили ревностные священнослужители - и он сделал другое завещание, оставив все свое имущество на содержание священного огня, так что его семья должна была пользоваться в качестве попечителей только не завещанными доходами с имущества. Он умер, не успев подписать второго завещания, и его жена и дети стали наследниками.

^* (Ср.: Сасанидский судебник. Ер., 1973, с. 92-93.)

Какие-то люди, возможно Дивани-Кирдаган (букв. "Совет дел" - сасанидское ведомство, занимавшееся благочестивыми учреждениями), передали дело в суд, и было вынесено такое решение: "Поскольку поддержание священного огня обязательно, имущество должно быть отобрано у жены и детей и передано в пользу священного огня... (Хотя завещание) не скреплено печатью, приговор на деле не против него". Хотя у нас нет причин предполагать, что жрецы-законоведы сасанидской Персии не стремились быть справедливыми и честными, но дела подобного рода показывают, как порой трудно было мирянам добиться объективного рассмотрения своих дел в церковном суде, который склонен отдавать предпочтение духовному.

Священный огонь, упоминаемый в судебном деле,- Адурог ("Огонек"), его можно было поддерживать на сравнительно небольшие средства. Большие же огни, такие, как Аташ-Вахрам, не только требовали ухода, но, и потребляли массу топлива, потому что должны были ярко гореть на протяжении всех двадцати четырех часов. В иудейском тексте, относящемся к тому времени, единоверцы упрекают одного раввина за то, что тот продал принадлежавший ему лес храму огня. К концу сасанидского периода, несомненно, древняя государственная религия с многочисленными великими святилищами, с ее сложными обрядами и ритуалами, вкладами на заупокойные службы, пожертвованиями и приношениями стала крупным потребителем богатств страны.

Последние годы зороастрийского Ирана

Несмотря на изнурительные войны, сасанидская Персия продолжала оставаться чрезвычайно богатой. Хосров Аноширван провел долгие годы в сражениях и добился мира на границах, положив конец нападениям эфталитов, но сам пал в бою против Византии. Считается, что его сын Хормизд IV (579-590) был еще более справедливым правителем, чем отец: он проявил полную терпимость по отношению к своим подданным-иноверцам.

Ниже приводятся слова из письма, будто бы написанного им зороастрийским жрецам, когда последние убеждали его начать преследования христиан: "Так же как наш царский трон не может стоять на двух передних ножках, не опираясь на задние, так и наше государство не может быть устойчивым и безопасным, если мы будем возбуждать гнев христиан и приверженцев Других религий, которые не придерживаются нашей веры. Поэтому прекратите беспокоить христиан, но прилежно старайтесь делать добрые дела, так чтобы христиане и приверженцы других религий, увидев это, похвалили бы вас за это и почувствовали бы влечение к нашей вере" (Noldeke, 1879, с. 268).

Несмотря на всю свою справедливость, Хормизд IV разгневал, однако, одного из своих могущественнейших полководцев - Вахрама Чобена, происходившего из знатного парфянского рода Михран. Вахрам восстал, и Хормизд IV был убит. Другая партия возвела на престол сына Хор м из да IV - Хосрова II, но род Михран претендовал на происхождение от Аршакидов, и на этом основании Вахрам утверждал о своем наследственном праве на власть. Это событие, случившееся в последние полвека правления Сасанидов, показывает, как упорно противился Иран персидской пропаганде о "незаконности" Аршакидов. Вахрам получил значительную поддержку, и последовал целый год сражений, прежде чем Хосров с помощью византийского императора Маврикия сумел победить Вахрама и захватить престол. Его правление, продолжавшееся с 591 по 628 г., было последнем продолжительным и прочным царствованием этой династии. Оно отличалось великолепием и щедрыми пожертвованиями на нужды религии. Средства на это были частично получены в результате ряда успешных войн против Византии (в которые Хосров ввязался после убийства его друга Маврикия в 602 г.), снискавших царю прозвище Парвез ("Победоносный").

В гроте у Таки-Бустан возле Хамадана Хооров II высек последний сасанидский рельеф со сценой вступления "а престол. Здесь он изображен принимающим диадему верховной власти из рук Ормазда. Сзади царя стоит Анахид, ставшая к концу правления Сасанидов божеством-покровителем династии, и символически льет мировые воды из небольшого кувшина. Хосров II прославился своим благочестием и усердием в учреждении! священных огней, и он же (как сообщалось позднее) назначил двенадцать тысяч жрецов служить в храмах огня по всему царству. Некоторые другие его благочестивые дела приводятся в Шахнаме. Известно, что он особенно почитал огонь Адур-Гушнасп и носил горящие угли этого священного огня перед своим победоносным войском в качестве палладия^*. В 623 г. Хосров II провел много дней в молитвах в святилище Адур-Гушнасп, но пока он пребывал там, счастье от него отвернулось. Император Ираклии вторгся в Иран и в результате опустошительной военной кампании захватил и разграбил храм Адур-Гушнасп. Очевидно, жрецам удалось перенести священный огонь в безопасное место, но захватчики разорили святилище и бросили в находившееся там озеро трупы людей и животных.

^* (Палладий - в древней Греции изображение вооруженного божества, хранившего от врагов.)

Иран оправился после поражения, и святилище было восстановлено. Подняли из руин и грандиозную внешнюю каменную стену. Теперь она возвышалась вдоль самого края холма на высоту 15 метров, толщина ее была около трех метров. В стене насчитывалось 38 башен, расположенных в ряд на расстоянии выстрела из лука друг от друга для лучшей защиты самого священного огня. Стоимость сооружения была огромной, его руины до сегодня свидетельствуют о богатстве и могуществе зороастрийской церкви в VII в. 'и о религиозном рвении последнего великого сасанидского царя.

Хосров умер в 628 г., пав жертвой мятежа своих же военачальников. В Шахнаме рассказывается о том, как царь, догадавшись, что последний час близок - его убьют, помылся, надел чистые одежды, "взял вадж", произнес формальное покаяние и, таким образом, встретил смерть телесно чистым и духовно благостным (Шахнаме IX, 34). Его любимая жена, христианка Ширин, пожертвовала всем своим имуществом на благо его души, передав храмам огня щедрые дары (Шахнаме IX, 40). Хосрову Н наследовал его сын Кавад II, правивший всего шесть месяцев, а затем одно краткое царствование следовало за другим с претендентами и контрпретендентами, убийствами, кровопролитиями "и внутренними распрями. Короткое время престол занимали две царицы, а в 632 г. корона была водружена на голову юного Йездигерда III; его правление вначале было многообещающим, но именно в то время зороастризм претерпел величайшее из всех бедствий - завоевание Ирана арабами.

Заключение

Много написано западными учеными о предполагаемой бесплодности зороастризма в то время, и часто создается такое впечатление, что к седьмому столетию эта Древняя религия была настолько мумифицирована обрядностью и формализмом, что потребовался лишь один удар меча завоевателей, чтобы уничтожить ее. Такое толкование в значительной степени обязано, однако, предубеждениям, возникшим благодаря последующей окончательной победе ислама. Несомненно, и средневековое христианство было бы истолковано аналогичным образом, если бы сарацины и турки сумели покорить Европу. Однако данные местных и иноземных источников свидетельствуют о том, что в то время зороастризм был сильной религией мощного государства, способной внушать преданность и богатым, и бедным, религией, которая в ясных и простых выражениях ставила перед своими приверженцами цель в жизни и давала четкие указания, как ее достичь. Зороастрийское учение придавало людям надежду и силу, оно предлагало не только правила поведения, но и полноценную духовную жизнь, включавшую много радостных обрядов, смягчавших строгость дисциплинарных требований. Это была жизнеутверждающая вера, а не религия отказа от мира. Она действительно томилась под бременем древнего возраста, обусловившего сохранение многих архаичных концепций и обычаев, которые представляли серьезные интеллектуальные проблемы для ученых и богословов. Вряд ли они волновали верующих, которых если и беспокоило что-то, то скорее всего поборы духовенства.

К концу сасанидского периода Иран, несомненно, был также переполнен духовенством, как и Европа 'перед Реформацией; любого - и богатого, и бедного - могли силой заставить оплачивать религиозные службы, обряды очищения и покаяния, предназначенные для опасения его души. Последующая история веры показывает, что большинством мирян эти сборы и обязательные взносы воспринимались как вклад в борьбу добра против сил зла. Но были, наверное, и такие, которые, столкнувшись с жадными и недобросовестными жрецами, стремились, так же как и многие средневековые христиане, сбросить духовенство со своей спины. После многочисленных церковных и ритуальных преобразований, происшедших в течение этого периода, зороастризм созрел для реформы. Он был готов к тому, чтобы возвратиться к более простым обычаям прежних времен, когда каждый человек мог надеяться на обретение спасения в зависимости в основном от своих собственных способностей. Но вместо живительного ветра реформации, придающего вере новую жизнь и силу, на зороастризм обрушился губительный ураган воинствующего ислама.