ИНКВИЗИЦИЯ. ПЕРЕД СУДОМ ИСТОРИИ

СПОР ВСЕ ЕЩЕ ПРОДОЛЖАЕТСЯ

Как, вновь привлекают инквизицию к суду истории? - может с недоумением спросить читатель, раскрыв нашу книгу. Разве инквизиция не была уже многократно судима историками разных стран, эпох и направлений, разве о ней не написаны горы трудов? Стоит ли вновь воскрешать ее преступления? Что нового можно сказать о ней, какие еще неизвестные ее коварства и жестокости раскрыть? Да и изменят ли суждения автора всем хорошо известный приговор инквизиции, давно уже вынесенный историей?

Подобного рода весьма законные сомнения одолевают не только читателей, но и исследователей, намеревающихся проникнуть в лабиринты истории в поисках еще не раскрытых тайн инквизиции. Например, французский ученый Жан Гиро так начинает свое двухтомное сочинение о средневековой инквизиции: «Не может ли показаться одновременно тщеславным и праздным желание после стольких авторов писать еще об инквизиции? Начиная от инквизиторов XIII и XIV веков, описавших в своих наставлениях и руководствах еретиков и их доктрины для того, чтобы облегчить работу агентов священного департамента, до писателей нашего времени - обвинителей и защитников инквизиции, породивших столько споров,- разве они уже не все сказали об инквизиции, и разве мы не рискуем впасть в бесполезные повторения, пустившись в подобного рода изыскания?» (Guiraud J. Histoire de I'lnquisition au moyen age, v. 1. Origines de 1'Inqusition dans le midi de la France. Cathares et vaudois. Paris, 1935, p. V.)

И все же такие опасения не обоснованны. Правда, литература по инквизиции необозрима. Далеко не полная библиография по истории инквизиции, составленная голландцем Е. ван дер Векенэ и изданная в 1963 г., насчитывает около 2 тыс. названий . (Vekene E. van der. Bibliographic der Inquisition. Ein Versuch. Hildesheim, 1963.) Среди этого моря книг - и источники, и свидетельства современников, и полемические трактаты, и пикантные эссе вроде сочинения француза Роланда Гагей «Сексуальный лик инквизиции».

И тем не менее далеко не все еще известно о деятельности «священного» трибунала. Многие архивы инквизиции все еще недоступны исследователям.

Почти не разработана научная периодизация истории инквизиции, отсутствует цельная картина массовых еретических движений средневековья, против которых был в первую очередь направлен террор инквизиции. Мы мало знаем о деятельности инквизиции в колониях, до сих пор не написана история папской инквизиции - конгрегации священной канцелярии.

На русском языке имеется ряд работ по истории инквизиции, но все они издавались уже давно. В 1911 -1912 гг. был издан перевод труда американского ученого Генри-Чарлза Ли «История инквизиции в средние века», в переводе А. В. Башкирова, под редакцией известного историка С. Г. Лозинского, который, в свою очередь, на основе собранных им в Испании архивных материалов написал ценную работу по истории испанской инквизиции. (Лозинский С. Г. История инквизиции в Испании. Спб, 1914.)

Первой советской работой на указанную выше тему была яркая публицистическая книга М. М. Шейнмана «Огнем и кровью во имя бога», впервые изданная в 1924 г. и переиздававшаяся в 20-х годах как на русском, так и на других языках. В 1927 г. вышла в свет популярная книга С. Г. Лозинского «Священная инквизиция», а в 1936 г. в его же переводе была издана классическая история испанского «священного» судилища, написанная бывшим секретарем этого учреждения Хуаном Антонио Льоренте, впервые увидевшая свет 150 лет тому назад. Имеется несколько оригинальных советских исследований по отдельным сюжетам истории инквизиции. (Парнах В. Испанские и португальские поэты - жертвы инквизиции. М.- Л., 1934; Выгодский М. Я. Галилей и инквизиция. М.- Л., 1934, ч. I; Рожицын В. С. Джордано Бруно и инквизиция. М., 1955; Шахнович М. И. Гойа против папства и инквизиции. М., 1955)., но они были изданы микроскопическими тиражами и их можно достать теперь только в крупных библиотеках страны.

Таким образом, хотя слово «инквизиция» стало нарицательным и вошло в словарь современного человека, о самой инквизиции за исключением весьма скудных данных, почерпнутых из школьных или университетских учебников, хрестоматий и энциклопедий, широкому читателю известно сравнительно немного.

Между тем инквизиция - один из тех исторических институтов, деятельность которого на протяжении многих веков оказывала огромное влияние на судьбы народов Европы и Америки, препятствуя их борьбе за освобождение от социального и духовного гнета. В чем секрет долговечности этого учреждения, одно имя которого внушало ужас всему христианскому миру? В чем причина его возникновения и упадка? Кем были его руководители - «жертвами долга», фанатиками, готовыми пойти на самые чудовищные преступления, чтобы защитить церковь от мнимых или подлинных врагов, или бездушными церковными полицейскими, послушно выполнявшими предписания своего начальства? Кем были жертвы? Кого и за что преследовала инквизиция?

На все эти вопросы призван ответить историк «священного» трибунала.

Двести лет тому назад издатель «пособия» испанского инквизитора Николаса Эймерика (вторая половина XIV в.), раскрывавшего методы «священного» трибунала, писал: «Возможно, найдутся честные люди и чувствительные души, которые будут обвинять нас в том, что мы обнародовали ужасные картины, написанные ранее. Они спросят, какую пользу или какое удовольствие можно получить от того, что ознакомишься со столь отвратительными вещами. Чтобы отвести их упреки, нам будет достаточно отметить: именно потому, что эти картины являются отвратительными, нам необходимо выставить их напоказ, дабы они вызвали ужас». (Le «Manuel del Inquisiteurs, a 1'usage des Inquisitions d'Espagne et de Portugal. On abrige de 1'ouvrage intitule: Directorium inquisitorium, compose vers 1358 par Nicolas Eymeric, gran Inquisiteur dans le Royaume de Aragon». On у adjoint une courte Histoire de l'etablissement del'Inquisition dans le Royaume de Portugal, tiree du latin de Louis a Paramo, a Lisbonne, MDCCLXII, p. 197-198.)

И действительно, преступления инквизиции разоблачали великие просветители и вольнодумцы XVIII в. Их страстные, гневные, обличительные выступления против инквизиции, против применяемых ею пыток и других жестокостей в немалой степени способствовали прекращению террористической деятельности этого церковного чрезвычайного трибунала.

Но о преступлениях инквизиции следует писать и в наше время потому, что у нее все еще не перевелись защитники и что ее испытанные методы продолжают пользоваться успехом среди современных «псов господних», защищающих капиталистический строй с не меньшим остервенением и кровожадностью, чем в свое время св. Доминик защищал феодальный порядок.

Об инквизиции следует писать, пояснял Ем. Ярославский, «именно потому, что религию противопоставляют безбожию, как основу нравственности, которая устанавливает будто бы самые лучшие, самые здоровые отношения между людьми, полезно показать, как религиозные системы приводили к самым величайшим жестокостям, истязаниям, пыткам, кострам, массовым избиениям. Это происходило потому, что религия в классовом обществе является одним из орудий классового угнетения, классового господства, как суд, полиция, войско». (Цит. по: Шейнман М. Огнем и кровью во имя бога. М, 1924, с. 3.)

Незримые, но крепкие нити связывают настоящее с прошлым.

Разве не существует преемственной связи между кострами средневековой инквизиции и крематориями нацистских лагерей, между застенками «священного» трибунала и полицейскими застенками современного капиталистического общества?

А разве это случайно, что американские полицейские «теоретики» изучают «опыт» средневековой инквизиции? В августе 1965 г. Мичиганский университет, руководство которого, как стало впоследствии известно, было связано с ЦРУ, приобрел в ФРГ за крупную сумму библиотеку в 1400 томов с описанием средневековых пыток. Эти книги, как сообщало агентство Рейтер, призваны служить «ценным пособием для американских специалистов, работающих в области полицейской службы».

Инквизиторским пыткам подвергают сегодня патриотов, прогрессивных деятелей во многих странах капитала, где у власти находятся ультраправые, фашисты, антикоммунисты. Пытки в этих странах применяются не в исключительных случаях, а почти поголовно ко всем политическим заключенным.

Например, в Уругвае при населении в 3 млн. человек имелось в 1974 г. 40 тыс. политических заключенных. По данным итальянской газеты «Стампа» (Stampa, 30.VI 1974., )пыткам подвергался каждый двухсотый житель Уругвая. К ним применялись такого рода методы дознания: пытка «сторож» - заключенные целыми часами или даже днями стоят на широко расставленных ногах, заложив руки за затылок; пытка «подводник» - заключенного погружают с головой в воду и держат там до тех пор, пока он не начинает задыхаться; пытка «всадник» - заключенного сажают на металлическую трубу, покрытую шипами; пытка электричеством - электроды прикладываются к самым чувствительным участкам тела.

Следует ли удивляться, что инквизиция и сегодня находит защитников, сторонников и апологетов, которые пытаются преуменьшить ее преступления, оправдать их, показать «благотворность» для судеб человечества ее кровавых деяний, «гуманность» инквизиторов, их «праведный» и чуть ли не ангельский характер и образ жизни.

Французский клерикал Шарль Пишон, автор исследования о Ватикане, призывает «оценивать данный трибунал исторически, без страстей и предубеждений» (Pichon Ch. Le Vatican. Paris, 1960, p. 251.)

Эти призывы к бесстрастию, к объективности при изучении инквизиции всегда исходят от тех, кто стремится оправдать ее преступления. Между тем любое бесстрастное и непредубежденное исследование инквизиции может вынести ей только один приговор - «Виновна в преступле­ниях против человечества!»

Современные защитники инквизиции упрекают ее критиков в преувеличениях и клевете на действия «священного» трибунала. Вот что пишет современный католический историк, член испанской Королевской академии истории, Антонио Бальестерос Беретта: «Много полемики породила тема инквизиции. Число ее жертв преувеличено, и в пылу политических страстей без основания говорилось об особой жадности сотрудников священного трибунала. Инквизиция, как любой общественный организм, имела свои недостатки, но следует отметить, что ее прегрешения были соответственно наказаны (?)» (Ballesteros Beretta A Sintesis de Historia de Espaha Barcelona, 1952, p. 233-234.)

Такие защитники инквизиции, как близнецы, схожи с апологетами нацизма, которые в подобных же «преувеличениях» обвиняют тех, кто разоблачает чудовищные преступления Гитлера и его палачей. Один из таких «объективных» исследователей нацизма западногерманский историк Шейдль писал в 1968 г. в своей семитомной «Истории объявления Германии вне закона»: «Мои изыскания показали, что большинство утверждений (прогрессивных историков о нацизме.- И. Г.) содержат преувеличения, искажения, открытую ложь».

То же утверждали немецкий кардинал Фрингс и другие католические прелаты. Как будто и в помине не было концлагерей, в которых были замучены миллионы неповинных жертв, как будто и в помине не было бесчисленных преступлений против человечества, совершенных фашистскими преступниками...

Нельзя не упомянуть и о том, что Ватикан после второй мировой войны спасал военных преступников от заслуженного возмездия, переправляя их с фальшивыми паспортами в Испанию, Португалию и страны Латинской Америки, требовал проявить к ним «гуманность» и выступает с тех пор вместе с реакционными кругами ФРГ за прекращение судебного преследования этих врагов человеческого рода.

У каждого из многочисленных адвокатов инквизиции свои аргументы в ее защиту. Одни утверждают, что инквизиция действовала непродолжительное время, что она никого не калечила и не казнила, что сжигали еретиков не инквизиторы, а гражданские власти, что папский престол имел к инквизиции самое отдаленное отношение и что если кто и зверствовал, так это испанская инквизиция, но за нее несет ответственность королевская власть, которой она была подчинена, а вовсе не церковь или тем более папский престол.

Другие защитники инквизиции пытаются перенести ответственность за кровавые деяния средневековых палачей на их же жертвы, которые-де своим неповиновением «вынуждали» церковь к жестокой расправе с ними.

Такие аргументы, например, мы встречаем в работе итальянского апологета инквизиции Агостино Чеккарони. Он утверждает, что причиной возникновения инквизиционных трибуналов являлись «насильственные действия, к которым прибегали еретики, начиная со времени, когда церковь вышла из катакомб, с целью разрушить фундамент, основанный на доброй религии Иисуса Христа, провоцируя тем самым не только справедливую реакцию со стороны церкви, но также справедливую общественную «вендетту»». (Ceccaroni A. Piccola Enciclopedia Ecclesiastica. Milano, 1953, p. 716.)

Чеккарони признает: «Испанская инквизиция совершила всевозможные эксцессы, которые могут быть вызваны политическими страстями в соединении с варварством и невежеством того времени». Но за деяния испанской инквизиции ответственность, утверждает он, несет только королевская власть, что же касается папской инквизиции, то она якобы «никогда не совершала подобного рода эксцессов, и это факт, что жертвы испанской инквизиции искали у нее защиты, и не без успеха» (Ceccaroni A. Piccola Enciclopedia Ecclesiastica Milano, 1953, p. 717). Разумеется, Чеккарони считает излишним приводить в подтверждение своей точки зрения какие-либо доказательства, потому что таких доказательств у него нет. Но отсутствие доказательств никогда не смущало поборников инквизиции.

Выгораживает и оправдывает инквизицию и официальная ватиканская «Католическая энциклопедия»: «В новейшее время исследователи строго судили учреждение инквизиции и обвиняли ее в том, что она выступала против свободы совести. Но они забывают, что в прошлом эта свобода не признавалась и что ересь вызывала ужасу благомыслящих людей, составлявших несомненно подавляющее большинство даже в странах, наиболее зараженных ересью. Не следует, кроме того, забывать, что в некото­рых странах трибунал инквизиции действовал самое непродолжительное время и имел весьма относительное значение. Так, например, в испанских владениях в Южной Италии он существовал только в XIII и XIV вв., еще меньше в Германии. В самом Риме он быстро сошел со сцены; например, процесс против Лютера в 1518 г. было поручено вести не инквизиционному трибуналу, а генеральному прокурору апостолической камеры» (Enciclopedia Cattolica. Citta del Vaticano, 1951, v. 7, p. 47.). Авторы цитируемой статьи скромно умалчивают об инквизиционных процессах против Джордано Бруно, Галилея, Кампанеллы и о многих других жертвах римской инквизиции. Они делают вид, что им ничего не известно о преступлениях папской инквизиции - конгрегации священной канцелярии.

В изображении этих церковных апологетов инквизиция представляется не такой уж страшной, как ее «рисуют» так называемые «враги» католической церкви, т. е. те исследователи, которые подходят с объективных позиций к изучению деятельности «священного» трибунала.

Некоторые современные церковные авторитеты, вопреки очевидным неоспоримым историческим фактам, вообще отрицают, что папство и церковь несут какую-либо ответственность за сотни тысяч загубленных инквизицией жизней. Кардинал Альфредо Оттавиани, последний из инквизиторов, возглавлявший бывшую конгрегацию священной канцелярии, в своей книге о каноническом праве утверждал, что католическая церковь, верная христианской заповеди всеобщей любви, никогда не пользовалась «правом меча», никогда не проливала кровь своих противников, это-де делала гражданская власть, влиять на действия которой церковь была лишена возможности. Церковь «всего лишь», заявлял Оттавиани, отлучала еретиков от церкви (Ottaviani A. Institutionis iuris Publici Ecclesiastici, v. 1, Roma, 1958, p. 293.) По-видимому, этот экс-инквизитор не отдавал себе отчета, в какое смешное положение сам себя ставил подобного рода аргументацией. Ведь согласно церковному учению, «отлучение», «анафема» - наказание во сто крат страшнее, ужаснее и мучительнее, чем пытка и любой вид физической казни. Если верить богословам, то отлучение, анафема лишают душу верующего вечного спасения, осуждают его на вечное горение в геенне огненной, в то время как муки земные и смерть всего лишь незначительный эпизод, мгновение в жизни человека.

Неверно и утверждение кардинала Оттавиани, что церковь лишена была возможности в этих делах влиять на гражданскую власть: ведь сожжение еретика совершалось гражданскими властями на основе церковного отлучения, с согласия, одобрения и по требованию церкви, которая до сих пор не сняла, не отменила ни одного отлучения из вынесенных трибуналами инквизиции, за исключением приговора Жанне д'Арк. Следовательно, если исходить из католического вероучения, души сотен тысяч жертв «священного» трибунала продолжают гореть в огне преисподней...

Утверждая, что церковь никогда не пользовалась «правом меча», кардинал Оттавиани грешит и против принятого в 1937 г. папским престолом Кодекса канонического права (Заменен новым в 1984 г)., на страже которого он, возглавлявший тогда конгрегацию священной канцелярии, стоял со всей инквизиторской строгостью. Напомним нашему читателю, что 2214-й параграф Кодекса был сформулирован так: «Церковь имеет врожденное и собственное право (nativum et proprium ius), независимое от какой-либо человеческой власти, наказывать своих преступных подданных как карами духовными, так и карами мирскими» (Codigo de Derecho Canonico y legislacion complementaria. Madrid, 1950, p. 795.)

Чтобы ни у кого не осталось сомнения, что, собственно говоря, означают «мирские кары», в богословском комментарии к указанному параграфу сказано следующее: «Учитывая характер совершенного общества, коим является церковь, она может накладывать любые кары для достижения своих целей и защиты социального порядка (!). Поэтому у нас нет оснований не признать, что церковь могла бы также наложить кару смертной казни, если в каком-либо случае она найдет это необходимым. Тот факт, что церковь фактически лишена возможности осуществлять некоторые мирские наказания по причине отсутствия карательных средств, вовсе не значит, что она не имеет права приговаривать к ним» (Ibid., p. 796.)

Согласно старому Кодексу, коммунисты автоматически (ipso facto) отлучались от католической церкви. В комментарии к параграфу 2314 Кодекса, в котором говорилось, что все виновные в отступничестве от христианской веры, ереси и раскольнической деятельности автоматически отлучаются от церкви, отмечалось: «Это преступление совершают все те, кто публично исповедует материалистическую антихристианскую доктрину коммунистов и в особенности те, кто ее защищает и проповедует» (Ibid., p. 835-836.) Хотя после II Ватиканского собора церковь отказалась от политики отлучений, она до сих пор не отменила указанных выше статей Кодекса канонического права.

Некоторые защитники инквизиции ссылаются на то, что идея нетерпимости вовсе не является особенностью христианской веры, что она была свойственна восточным деспотиям, греческому и римскому обществу. Так, например, пытается оправдать инквизицию американский клерикаль­ный историк Уильям Томас Уолш (Walsh W. Th. Personajes de la Inquisiсion. Madrid, 1948, p. 24 )

Другие утверждают, что необходима определенная скидка за счет жестокости нравов, якобы характерной для средних веков.

Наряду со «стыдливыми» адвокатами инквизиции еще бытуют и откровенные ее апологеты.

Воинствующие мракобесы, главным образом из числа клерикальных сторонников покойного диктатора Франко, этого стойкого последователя «благородных традиций» церковного трибунала, не только оправдывают преступления средневековой инквизиции, но и ратуют за применение инквизиционных методов в наше время. Один из таких неоинквизиторов, испанский монах-августинец Мигель де ла Пинта, в книге, превозносящей в середине XX столетия кровавые деяния инквизиции, вопрошает: «Разрешите мне сформулировать следующий вопрос: когда общество наводнено проповедниками атеизма, то есть ниспровергателями Божества, когда в наших современных и прекрасных городах силы Зла источают развращающие флюиды сатанической гордыни, покрывая презрением все моральные и этические постулаты, когда эти города полны «юберменшей», то разве не будет неотвратимой потребностью человечества создать трибуналы, в задачу которых входило бы осуществлять полицейские репрессии, применяя энергичные и действенные методы, и не все ли равно, будут ли эти трибуналы именоваться полицейскими департаментами или генеральной инквизицией? Вот и все!» (Pinta Llorente M. de la. La Inquisicion Espanola у los problemas de la cultura у de la intolerancia. Madrid, 1953, p. 7-8.)

Сколько патологической ненависти в этих словах испанского августинца! Но кого может убедить такого рода аргументация? Неспроста профессор теологии бургосской семинарии Николас Лопес Мартинес жалуется: «До сих пор никто убедительно не доказал необходимость и потребность в инквизиции» (Lopez Martinez N. Los judaizantes castellanos у la Inquisicion en tiempo de Isabel la Catolica. Burgos, 1964, p. 11. )Это, однако, не мешает и ему в свою очередь оправдывать инквизицию, которая, по его словам, является жертвой клеветы. «Весь мир знает,- прокламирует не без апломба Н. Лопес Мартинес,- что ее одобряли папы римские и подавляющее большинство самых видных богословов. Поэтому предполагать, что инквизиция была учреждением с крайне порочными целями, означало бы растоптать авторитет папского престола и верить в чудовищную коллективную испорченность всего исторического периода» (Ibid., p. 258-259.)

Все эти аргументы подавляющего большинства нынешних адвокатов инквизиции вовсе не оригинальны. Они перепевают, несколько модернизировав, основные положения старого апологета инквизиции, идеолога французской реставрации Жозефа де Местра (Жозеф де Местр (1753-1821), граф, иезуит, числился при царском дворе в 1803-1817 гг. посланником лишенного власти сардинского короля. ), написавшего, пребывая в эмиграции в Петербурге в 1815 г., в ее защиту известный памфлет «Письма одному русскому дворянину об инквизиции». Этот памфлет был издан в Париже в 1821 г. и с тех пор является источником вдохновения для всех ревнителей «священного» трибунала вплоть до наших дней.

Хотя Жозеф де Местр касался только испанской инквизиции, упраздненной в 1812 г. кадиксскими кортесами, он пытался обелить инквизицию в целом и доказать ее общественную полезность. Рассмотрим вкратце его аргументацию. Де .Местр начинает с утверждения, что все великие государственные деятели отличаются нетерпимостью к инакомыслящим, и они должны быть нетерпимыми, так как в этом залог их успехов. Существуй во Франции инквизиция, наверняка в этой стране не произошло бы революции 1789 г.

После этих «теоретических» рассуждений де Местр переходит к обоснованию своего основного тезиса: «За все, что имеется в деятельности трибунала (инквизиции.- И. Г.) жестокого и ужасного, в особенности смертные приговоры, несет ответственность светская власть, это ее дело, за что от нее и только от нее одной следует требовать ответа. Напротив, за все милосердие, игравшее столь великую роль в деятельности трибунала, несет ответственность церковь, которая интересовалась пытками только постольку, поскольку она пыталась их отменить или смягчить. В этом отношении церковь всегда оставалась неизменной. Сегодня это уже не ошибка, это преступление утверждать или даже только вообразить, что священники могут выносить смертные приговоры» (Maistre J. de. Considerations sur la France, suivi de 1'essai sur le principe generateur des constitutions politiques, et des lettress a un gentilhomme russe sul l'Inquisition Espagnole. Bruxelles, 1858, p. 297-298.) Во всех этих утверждениях нет ни слова правды.

Церковники посылали на смерть людей задолго до Жозефа де Местра и много лет спустя после его страстного, но столь же бездоказательного памфлета в защиту инквизиции. Но стоит ли сегодня опровергать Жозефа де Местра, когда в каноническом кодексе черным по белому оговорено право церкви выносить смертные приговоры вероотступникам?

Что касается костров и пыток, то и в этом вопросе де Местр пытался переложить ответственность с инквизиции на государство, оправдывая одновременно их применение. «Инквизиция,- утверждал де Местр,- по своей природе добра, нежна и консервативна, таков всеобщий и неизменный характер всякого церковного института. Но если гражданская власть, используя это учреждение, считает полезным для своей собственной безопасности сделать его более строгим - церковь не несет за это ответственности» (Maistre J. de. Considerations sur la France, suivi de 1'essai sur le principe generateur des constitutions politiques, et des lettress a un gentilhomme russe sul 1'Inquisition Espagnole. Bruxelles, 1858, p. 286.)

Де Местр, по-видимому, не отдавал себе отчета, что приравнивая инквизицию к светским чрезвычайным трибуналам, он, сам того не желая, разоблачал ее как инструмент, с помощью которого власть имущие подавляли сопротивление народных масс.

Памфлет де Местра в защиту инквизиции в известной степени оказался холостым выстрелом, ибо еще до того, когда он увидел свет, в 1817 г. во Франции вышло четырехтомное сочинение «Критическая история испанской инквизиции» бывшего секретаря этого учреждения священника Хуана Антонио Льоренте, неопровержимо разоблачившего на основе огромного количества архивных документов кровавые деяния «священного» трибунала. Переведенная на многие европейские языки «Критическая история» Льоренте заставила замолчать на многие годы апологетов инквизиции. Другим не менее чувствительным ударом для них явилось трехтомное сочинение «История инквизиции в средние века» американского историка Генри Чарлза Ли, впервые опубликованное в 1888 г. Непревзойденная до сих пор по богатству использованных источников работа Ли признается даже некоторыми рьяными защитниками церкви как «самая широкая, самая глубокая и самая скрупулезная история инквизиции» из всех, написанных на эту тему (Vacandard E. The Inquisition. A critical and historical study of the coercive power of the church. New York, 1940, p. VI.)

Папский престол, хотя и вынужден был под напором общественного мнения прикрыть в своих владениях трибу­налы инквизиции, продолжал до самых последних дней существования папского государства (1870) отстаивать свое право на преследование еретиков и применение к ним «принудительных мер», т. е. продолжал отстаивать право на существование инквизиции. В апостолическом письме от 22 августа 1851 г. Пий IX осуждал тех, кто пытается «лишить церковь внешней юрисдикции и власти принуждать, данной ей для обращения грешников на путь истинный». А в печально известном «Силлабусе» («Полном перечисле­нии главных заблуждений нашего времени», изданном в1864 г. в виде приложения к энциклике «Quanta cura») предаются анафеме все те, кто утверждает, что «церковь не имеет права пользоваться силой» (Ecclesia vis inferendai potestatem non habet).

В конце XIX в., когда католическая церковь при папе Льве XIII перестроилась и вступила в союз с буржуазией для совместной борьбы с революционным рабочим движением, ее идеологи отважились вновь выступить в защиту «священного» трибунала. Многие из них, как мы уже показали, повторяют, аргументацию своего наиболее блистательного, но столь же неудачливого предшественника Жозефа де Местра. Другие, в особенности из числа пресловутых борцов против коммунизма, восхваляют инквизицию за «действенность» ее методов в борьбе с еретиками.

На «ортодоксальных» позициях защитника инквизиции стоял известный испанский историк и литературовед Мар-селино Менендес-и-Пелайо (1856 - 1912), взгляды которого по этому вопросу изложены в его четырехтомном труде по истории испанских еретических учений (См.: Menendez у Pelayo M. Historia de los Heterodoxos espanoles, v. 1-4. Buenos Aires, 1945), опубликованном в конце 70-х годов прошлого столетия. Хотя это сочинение было написано Менендесом-и-Пелайо в 20-летнем возрасте, оно основано на огромном количестве перво­источников и считается в своем роде классической работой. Подробно рассматривая различного рода ереси, существовавшие в Испании с первых веков христианства вплоть до XIX столетия включительно, автор не только оправдывает их преследование, но даже превозносит и прославляет действия инквизиции.

Взгляды по этому вопросу Менендеса-и-Пелайо заслуживают внимания, так как его аргументацией все еще пользуются клерикальные и церковные авторы, защищающие «честь и славу» испанского «священного» трибунала.

В своих рассуждениях об инквизиции Менендес-и-Пе­лайо исходит из следующей посылки: «Испанский гений в высшей степени пропитан католическим духом, ересь среди нас - случайное и временное явление» (Menendez у Pelayo M. Historia de los -Heterodoxos espanoles, v. 1, p. 51.) Но если ересь - «случайность и временное явление» для Испании, то, спрашивается, стоило ли «городить огород» и учреждать инквизицию для борьбы с призраками?

Истинно верующий не может не одобрять действий инквизиции, утверждает Менендес-и-Пелайо. «Кто признает,- пишет он,- что ересь есть серьезнейшее преступление и грех, взывающий к небу и угрожающий существованию гражданского общества, кто отвергает принцип догматической терпимости, то есть безразличное отношение и к истине и к ошибке, тот обязательно должен признать духовное и физическое наказание еретиков, тот должен согласиться с инквизицией» (Menendez у Pelayo M. Historia de los Heterodoxos espanoles, v. 3, p. 284.)

Согласно автору, изгнание иудеев из Испании в конце XV в. было неизбежным следствием антииудейских настроений, которые якобы преобладали в испанском обществе в XV в. (Королевский эдикт от 1492 г. предписывал изгнание из страны иудеев, не принявших католической веры.)

«Решение католических королей,- утверждает испанский «эрудит»,- не было ни плохим, ни хорошим, оно было единственно возможным и исторически неизбежным в тех условиях» (Menendez у Pelayo M. Historia de los Heterodoxos espanoles, v. 2, p. 280.) Но даже если принять точку зрения автора о том, что антииудейские настроения охватывали в XV в. все слои испанского общества, хотя это, как мы увидим, не соответствовало действительности, остается вопрос об ограблении марранов (Так называли иудеев, принявших католичество )и других многочисленных жертв инквизицией и короной, который Менендес-и-Пелайо обходит молчанием.

Автор считает «отвратительной эту расовую борьбу - главную причину упадка Испании», что не мешает ему повторять басни о ритуальных убийствах, которые якобы практиковали обращенные. Однако даже он вынужден признать, что изгнание иудеев и преследование инквизицией «новых христиан» не способствовало укреплению религиозного единства, а, наоборот, замедлило его осуществление.

Для Менендеса-и-Пелайо нетерпимость - «обязательный закон человеческого разумения в здоровом состоянии» (Menendez у Pelayo M. Historia de los Heterodoxos espanoles, v. 2, p. 283.)

Он, однако, признает, что нетерпимость в лице испанской инквизиции действовала в интересах феодально-абсолютистской монархии: «Разве существует такая религиозная система, которая своей организацией и деятельностью не связана с политическими и социальными областями? Никогда не нападают на религиозное здание без того, чтобы не дрожало и не рушилось социальное здание» (Menendez у Pelayo M. Historia de los Heterodoxos espanolos, v. 2 p. 285.)

В то же самое время Менендес-и-Пелайо полемизирует с теми, кто считает испанскую инквизицию инструментом королевского абсолютизма: «Она была церковной по своей сути, и ее судьи никогда не именовались королевскими, а всегда апостолическими инквизиторами. Кто станет сомневаться, что испанская инквизиция была тем же самым, что и римская инквизиция, как по делам, которые она рассматривала, так и по своим методам?» (Ibid., p. 286.) Методы-то были одинаковы, но цели у них были разные. Если испанская инквизиция была инструментом на службе испанского абсолютизма, то папская инквизиция в первую очередь служила интересам католической контрреформации.

И совсем необоснованной и нелепой является попытка Менендеса-и-Пелайо доказать, что инквизиция была своеобразной формой проявления демократии в Испании XV - XVIII вв. Автор утверждает: «Те, кто осуждает инквизицию как орудие тирании, должны будут сегодня признать, что она была народной тиранией, тиранией расы и крови, гордым народным голосованием, демократической справедливостью, которая уравняла все головы - от короля до плебея и от епископа до магната» (Ibid., v. 4, p. 100.)

Исторические факты опровергают это утверждение. Инквизиция силой, террором была навязана испанскому народу церковью и королевской властью. Народ избавил­ся от этой формы «демократии» при первой же предоставленной ему историей возможности. И если все народные движения в Испании отличались резкими антицерковными выступлениями, то одна из причин тому - столетия господства инквизиции.

Для современных апологетов испанской инквизиции весьма характерны взгляды уже знакомого читателю профессора теологии Николаса Лопеса Мартинеса. Он с пеной у рта отстаивает право церкви и светской власти преследовать и наказывать еретиков, мотивируя это тем, что ересь «нарушает социальный порядок» (Lopez Martines N. Los judaizantes castellanos у la Inquisicion..., p. 264). Это - откровенное признание в том, что инквизиция служила интересам господствующих эксплуататорских классов.

Возникает естественный вопрос: если инквизиция, как утверждают ее апологеты, была божественным институтом и поддерживала идеальный христианский социальный порядок, воплощенный в испанской монархии, то почему все-таки этот порядок рухнул, а вместе с ним и этот инструмент «божественного провидения»? Потому, отвечает Лопес Мартинес, что инквизиция действовала недостаточно решительно (!) и поэтому не смогла полностью расправиться с «еретическими, по сути революционными движениями», раздиравшими Испанию после 1492 г. (Lopez Marlines N. Los judaizantes castellanos у la Inquisiсion..., p. 374.)

Другой католический историк, Висенте Паласио Атард, призывает к «объективности» в изучении инквизиции. «Чтобы понять инквизицию,- вещает он,- необходимо отказаться от полемического задора. Это нам поможет ура­зуметь, что инквизиция сама по себе вовсе ни хороша, ни плоха, что она не есть институт божественного права, а создана людьми и поэтому несовершенна» (Palaclo Atard V. Razon de la Inquisicion. Madrid, 1954, p. 14.)

Паласио Атард призывает справедливо, объективно трактовать инквизицию, учитывая все смягчающие ее вину обстоятельства: эпоху и людские слабости, извечное несовершенство человеческих институтов, якобы не в меру пылкий темперамент испанцев и тому подобное. Он помнит обо всем, только забывает о жертвах инквизиции, о ее преступлениях. И это естественно, ведь его цель - выгородить и оправдать палачей «священного» трибунала...

Хотя колониальная инквизиция давно уже ушла в небытие в Латинской Америке, но ее практику в области преследования прогрессивных деятелей, борцов за свободу и национальную независимость, ее методы - террор, пытки, истязания не только унаследовали, но и превзошли реакционные режимы, вдохновляемые в наше время американскими империалистами.

Неудивительно поэтому, что и сегодня находятся защитники колониальной инквизиции, оправдывающие ее преступления.

Мексиканский реакционный историк Альфонсо Хунко в своей книге «Следствие по делу об инквизиции» Junco A. Inquisicion sobre la Inquisicion. Mexico, 1951.) силится убедить своих читателей, что колониальная инквизиция действовала, исходя из благородных побуждений, что пытки она применяла «гуманно», что относилась с «уважением» к своим жертвам, отражала «демократические» интересы, означала шаг вперед в юриспруденции, защищала культуру и т. д. Разумеется, что Хунко не утруждает себя привести какие-либо доказательства в подтверждение своих утверждений, да таких доказательств у него и нет. Хунко заявляет, что восхваляет инквизицию в интересах исторической правды. В действительности он это делает с целью оправдать современный террор и преследование прогрессивных деятелей, которые реакция осуществляет тоже из «благородных побуждений», якобы исходя из интересов демократии и «христианской цивилизации».

С таким же беспардонным цинизмом оправдывает колониальную инквизицию иезуит Мариано Куэвас в своей пятитомной истории католической церкви в Мексике. Он заявляет, что инквизиция была ниспослана в испанские колонии «божьим провидением» и являлась «священным обновляющим» институтом.

Иезуит Куэвас пишет: «Конечно, достоин сожаления тот факт, что над Новой Испанией (Название Мексики в период испанского владычества.) простиралась угрожающая и беспощадная десница инквизиции, сжимающая обнаженную шпагу, направленную своим острием против народа. Но так как в народе из-за общей испорченности человеческого рода имеются вредоносные члены, действующие во имя любви и благородных идеалов не иначе как под страхом огня и меча, то применение огня и меча необходимо, весьма желательно в интересах сохранения общества. Поэтому выступают в роли глупцов те, кто нападают на трибунал (инквизиции.- И. Г.), справедливым действиям которого мы в значительной степени обязаны лучшими годами нашей общественной и религиозной жизни» (Cuevas M. Historia de la Iglesia en Mexico. Mexico, 1946, v. 3, p. 152.)

Однако среди современных апологетов инквизиции есть и такие, которые считают безудержное восхваление ее деятельности и стремление во что бы то ни стало оправдать все ее преступления вредными и опасными для интересов церкви. Они выступают, по крайней мере на словах, за научную, объективную трактовку истории инквизиции, исходя из того, что самая горькая правда выгоднее церкви, чем ложь, тем более, что подлинная правда об инквизиции теперь уже всем известна.

Родоначальником этой «объективной» клерикальной школы является французский аббат Е. Вакандар, опубликовавший в 1906 г. свою «критическую» историю инквизиции, переиздававшуюся с тех пор много раз на разных языках. Порицая церковных авторов, оправдывавших преступные методы инквизиции ссылками на деятельность светских судов, Вакандар писал: «Если инквизиция Кальвина и французских революционеров заслуживает осуждения человечества, то из этого вовсе не следует, что инквизиция католической церкви может быть оправдана... Мы должны изучать и судить этот институт объективно, с точки зрения морали, справедливости и религии, вместо того чтобы сравнивать его эксцессы с предосудительными действиями других трибуналов» (Vacandard E. The Inquisition..., p. V-VI.)

Развивая эту идею, аббат Вакандар предупреждал не в меру ретивых защитников «священного» трибуна: «Католический апологет действует вопреки своему долгу, если он пишет только для ублажения верующего. Исходя из то­го, что история инквизиции неизбежно вскроет дела, о существовании которых мы даже никогда не подозревали, наши предрассудки не должны служить помехой для честного отношения к фактам. Единственно чего мы должны страшиться - это упрека в том, что мы боимся правды» (Ibid., p. VIII-IX).

Вакандар обязался писать правду, правду и только правду. Как же он выполнил это обязательство? Он добро­совестно переписал из трудов Г. Ч. Ли неоспоримые сейчас факты о террористической деятельности инквизиции. Он даже признал, что папы римские, соборы и инквизиторы, хотя и не участвовали непосредственно в вынесении смертных приговоров, тем не менее были кровно заинтересованы в казни еретиков, переданных на расправу светским властям. «Доказано вне всякого сомнения фактами и документами,- пишет Вакандар,- что церковь в лице своих пап использовала все средства, имевшиеся в ее распоряжении, включая отлучение, чтобы заставить светские власти казнить еретиков. Отлучения особенно боялись, так как, согласно каноническим законам, отлученный, если оно с него не снималось в течение года, мог быть осужден на смерть. Поэтому у тогдашних правителей не было другого средства избежать этого наказания, как беспрекословно выполнять приговоры церкви» (Ibid., p. 129-130.)

Не отрицая ответственности папства и церкви за деяния инквизиции, Вакандар пытается обелить их. Церковь, заявляет французский аббат, передает людям полученные ею путем откровения истины, необходимые для их спасения. «Если для защиты этих истин она использует в одном веке средства, осуждаемые последующим веком, то это всего лишь доказывает то, что она следует обычаям и идеям, господствующим в окружающем ее мире. Но церковь строго следит за тем, чтобы люди не сочли ее действия непогрешимыми и вечными правилами абсолютной справедливости. Она с готовностью признает, что иногда может и ошибаться в выборе практических средств. Система защиты и обеспечения, использованная ею в средние века, оказалась по крайней мере в некоторой степени успешной. Мы не можем утверждать, что она была абсолютно несправедливой и абсолютно аморальной» (Vacandard E. The Inquisition..., p. 187.)

В свое время Жозеф де Местр утверждал, что ему ничего не известно о преступлениях инквизиции. В наш век аббат Вакандар заявляет, что знает о них все. Значит, он осуждает инквизицию? Нет, он ее оправдывает. Инквизиция совершала гнусные преступления? - вопрошает «объективный» Вакандар. Да, но не следует их преувеличивать, к тому же церковь вовсе не считает себя непогрешимой.

Но ведь инквизиция посылала на костер именно тех, кто сомневался в непогрешимости церкви? И на этот «каверзный» вопрос у аббата припасен хитрый ответ. Он не только не отрицает вышеуказанный факт, но с удовлетворением отмечает, что церковь действительно и весьма успешно расправлялась с такого рода «скептиками». Однако, спешит оговориться Вакандар, подобные расправы вовсе не являлись «системой подавления», а были «системой защиты» церкви от угрожавших ей еретиков, а такую «систему защиты» никак нельзя назвать «абсолютно несправедливой и абсолютно аморальной». Итак, по Вакандару получается, что в кровавых деяниях инквизиции повинны еретики, ибо не будь их, не было бы инквизиции с ее преступлениями...

У Вакандара оказался целый ряд последователей, которые и в наше время продолжают с таких же «объективных» позиций излагать историю инквизиции, пытаясь всевозможными софизмами оправдать ее преступные действия.

Один из единомышленников Вакандара французский епископ Селестен Дуэ утверждал, что создание инквизиционных трибуналов якобы было в интересах еретиков, так как спасало их от погромов, массовых расправ и бесконтрольных преследований со стороны светских властей, заинтересованных в присвоении их собственности. Инквизиция же обеспечивала им «справедливый» суд. «Трибуналы инквизиции,- писал Селестен Дуэ,- также способствовали сохранению цивилизации эпохи, ибо они укрепляли порядок и препятствовали распространению острого зла, защищали интересы века и действенно охраняли христианскую идеологию и социальную справедливость» (Douais С. L'Inquisition, sus origenes, sa procedure. Paris, 1906, p. 63.)

Такие же взгляды высказывает современный историк инквизиции американский прелат Шэннон. Он заявляет, что «установление священных трибуналов со специально назначенными судьями, постоянно ведущими борьбу с ересью, было не необходимым, но безусловно логическим следствием прогресса в церковном законодательстве, ка­сающемся искоренения ереси» (Shannon A. C. The Popes and Heresy in the thirteenth century. Villanova, Penn., 1949, p. 57.)

По-видимому, такого рода аргументация в защиту инквизиции была хорошо известна Бернарду Шоу, инквизитор которого из драмы «Святая Иоанна», напи­санной в начале 20-х годов нашего века, почти дословно повторяет ее в сцене суда над Орлеанской девой. «Еретику,- говорит этот персонаж знаменитого английского сатирика,- в руках святой инквизиции не грозит насилие, ему обеспечен здесь справедливый суд, и даже в случае виновности смерть не постигнет его, если раскаяние после­дует за грехом» (Цит. по: Хьюз Э. Бернард Шоу. М., 1968, с. 182.)

Чем не рассуждения Вакандара и ему подобных ревнителей инквизиции! Впрочем, их взгляды на инквизи­цию разделяют далеко не все церковники. Уже цитированный нами испанский теолог Николас Лопес Мартинес, отстаивающий право церкви и в наше время применять насильственные меры против своих идейных про­тивников, резко критикует Вакандара за то, что тот якобы делает уступки врагам церкви, оставляя за нею право лишь на моральное воздействие, хотя многовековая практика инквизиции и авторитетные высказыва­ния отцов церкви опровергают подобные «вольнодумные» взгляды (Lopez Martinez N. Los judaizantes castellanos у la Inquisicion..., p. 269.)

Наконец, следует упомянуть еще об одной школе буржуазных историков инквизиции, считающих, что ее деятельность была направлена в основном против иудеев (См.: Amador de los Rios J. Historia Social, politica у religiosa de los judios en Espana у Portugal. Madrid, 1875-1876, v. 1-3- Baer F Die Juden in christlichen Spanien. Berlin, 1929. Bd. 1-3; Nenman Ab­raham A. The Jews in Spain. Philadelphia, 1944, v. 1-2.). Но такой взгляд на инквизицию не соответствует исторической правде. Действительно, в Испании и ее заморских владениях, а также в Португалии в отдельные периоды деятельности инквизиции иудеи подвергались преследованиям, но в других католических странах этого не наблюдалось. Более того, в папских областях инквизиция вовсе не преследовала иудейское население, а иудейские банкиры ссужали римских пап деньгами даже в периоды жесточайших гонений на их иберийских единоверцев. Зато инквизиция всегда преследовала и осуждала плебейских еретиков, свободомыслящих, поборников социальной справедливости, противников колониального гнета, ученых, опровергавших своими открытиями религиозные догматы, борцов за общественный прогресс - от великих провидцев средневековья до коммунистов нашего времени.

Итак, вопрос о месте инквизиции в истории, ее целях и методах деятельности продолжает волновать исследователей различных направлений.

Инквизиция, таким образом, еще далеко не зак­рытая страница истории. Спор о ней продолжается...